Кроме того, если фетиш является амулетом, он должен быть очень личным и секретным, как утверждает Гринэкр. Из социологии и работ Зиммеля давно известно, насколько важен этот секрет для человека. Тайный ритуал, секретный клуб, секретная формула – всё это создает новую реальность для человека, способ превзойти и трансформировать повседневный мир природы, придав ему измерения, которыми он иначе не обладал бы, и управляя им таинственными способами. Секрет подразумевает, прежде всего, способность контролировать данное посредством скрытого и, следовательно, способность превосходить данное – природу, рок, судьбу животных. Или, как выразился Гринэкр, «... секрет относится на самом примитивном уровне к органам и процессам тела ... если более фундаментально, он представляет собой борьбу со страхом смерти ...».
Иными словами, секрет – это, преимущественно, иллюзия человека, отрицание телесной реальности его судьбы. Неудивительно, что человек всегда был в поисках источников молодости, святого Грааля, закопанных сокровищ – некой всемогущей силы, которая мгновенно изменила бы его судьбу и естественный порядок вещей. Гринэкр также замечательно уместно вспоминает, что Герман Геринг спрятал в анусе капсулы с ядом, используя их, чтобы покончить с собой в последнем проявлении дерзкой силы. Это реверсирование вещей с удвоенной силой: использование центрального воплощения животной уязвимости в качестве источника превосходства, вместилища для секретного амулета, который обманет судьбу. И всё же это, в конце концов, сущностный смысл анальности: это протест всех культурных изобретений как анальной магии, призванный доказать, что из всех животных один человек ведёт волшебную жизнь в великолепии того, что он может вообразить и вылепить – того, что он может, образно говоря, вытолкнуть из ануса.
Последняя характеристика таинственных ритуалов состоит в том, что они инсценируются; и именно поэтому деятельность фетишистов и связанных с ними извращенцев, таких как трансвеститы, всегда привлекала внимание наблюдателей. Они разыгрывают сложную драму, успех которой зависит от точной постановки сцены; любая мелкая деталь или несоответствие точной формуле портит всё. Нужные слова нужно произносить в нужное время, туфли должны быть расположены определённым образом, корсет правильно надет и зашнурован и так далее. Фетишист готовится к половому акту самым правильным образом, чтобы сделать его безопасным. Страх кастрации можно преодолеть только в том случае, когда преобладают правильные формы вещей. Это поведение охватывает всю идею ритуала – и, опять же, всей культуры: созданные руками человека формы вещей, преобладающие над естественным порядком, укрощающие его, трансформирующие и делающие безопасным.
Именно в трансвестизме видна особенно богатая постановка драмы превосходства. Нигде мы не наблюдаем так ярко дуализм культуры и природы. Трансвеститы верят, что могут трансформировать животную реальность, облачая её в культурные одежды – точно так же, как и все люди, которые пышно одеваются, чтобы отрицать, как выразился Монтень, что, каким бы грандиозным ни был трон, они сидят на нём «на заднице», как и любое животное. Однако клинический трансвестит даже более предан своему делу, чем среднестатистический человек, он кажется более простодушным, полностью одержимым этой властью одежды создавать идентичность. Часто у него в прошлом присутствует история одевания кукол или игр с сестрой, в которых меняли одежду, а вместе с ней и личность каждой из них. Очевидно, что для этих людей «игра – это главное», и они, как сценические личности, увлечены стремлением быть тем, чем их делает одежда.
Кем они хотят быть? Кажется, что они хотят опровергнуть комплекс кастрации, преодолеть видовую идентичность, гендерное разделение, случайность пола, присущего конкретной личности, и его ограничивающую судьбу, незавершенность внутри каждого из нас, тот факт, что мы являемся фрагментом не только природы, но даже полноценного тела. Трансвестит, похоже, хочет доказать реальность гермафродитизма, обладая пенисом, но при этом представляясь женщиной. «Я хочу быть моей сестрой и при этом сохранить свой пенис», - сказал один пациент:
Занимаясь извращенными практиками, он имел обыкновение сразу же после семяизвержения срывать одолженную одежду как можно быстрее. В связи с этим у него возникала ассоциация, как будто его предупредили, что, если часы пробьют полночь, пока он корчит рожи, его лицо останется таким, каким было в момент удара. Таким образом, он боялся, что он действительно может «застрять» в своей женской роли, и это повлечет за собой утрату пениса.
Очевидно, это один из способов подтвердить, что игра – это по-настоящему, игра – это реальность, и если кого-то поймают за игрой, когда часы пробьют двенадцать, он может потерять все. Бак сообщает о своем пациенте аналогичным образом: