Одна вещь всегда поражала человека, - его собственное стремление к добру, внутренняя чувствительность к «тому, как всё должно быть», и мучительно тёплое и тающее влечение к «правильности» в красоте, добре и совершенстве. Мы называем эту внутреннюю чувствительность «совестью». Для великого философа Иммануила Канта это была одна из двух возвышенных тайн творения, этот «моральный закон внутри» человека, и не было никакого способа объяснить его возникновение - он просто был дан. Природа несёт это чувство прямо в своём собственном «сердце», в глубинах живущих организмов. Это самочувствие в природе более фантастично, чем любой научно-фантастический факт. Любая философия или любая наука, которая хочет рационально вести разговор о смысле жизни, должна принимать этот факт во внимание и относиться к нему с величайшим почтением - что понимали мыслители 19-го века, такие как Винченцо Джоберти и Антонио Росмини. [53] Любопытно, что эта важнейшая онтология организменного самочувствия, которая была центральной темой для таких мыслителей как Томас Дэвидсон и Анри Бергсон, едва вызвала отклик в современной науке, пока не появилась новая «гуманистическая психология». Уже один этот факт, как мне кажется, объясняет невероятное бесплодие гуманитарных наук в наше время и, в особенности, их готовность манипулировать человеком и отрицать его. Я думаю, что истинное величие вклада Фрейда проявляется, когда мы видим, что оно напрямую связано с этой традицией онтологической мысли. Фрейд показал, как определённые правила добра или совести были встроены в ребёнка в данном обществе, как он изучает правила хорошего самочувствия. Показав искусственность этих социальных правил для хорошего самочувствия, Фрейд наметил мечту о свободе Просвещения: разоблачить искусственные моральные ограничения на экспансивное самоощущение жизненной силы.
Но даже признание таких социальных ограничений по-прежнему оставляет необъяснимым внутреннее стремление человека чувствовать себя хорошим и правым - то самое, что внушало благоговение Канту, кажется, существует независимо от каких-либо правил: насколько мы можем судить - как я это уже выразил - “Каждому организму хочется чувствовать себя в порядке с самим собой”. [54] Каждое существо старается максимально усилить это чувство. Как уже давно отметили философы, это словно сердце природы пульсирует в собственном радостном саморазвитии. Конечно, когда мы рассматриваем уровень развития человека, этот процесс приобретает наибольший интерес. Он наиболее интенсивен именно в человеке и только в нём относительно не определён - он может пульсировать и развиваться как в организменном смысле, так и в символическом. Это развитие принимает форму всесильного стремления человека к ощущению полной «правоты» в отношении себя и своего мира. Мне кажется, что эти, возможно, неуклюжие изречения подводят итог тому, что человек на самом деле пытается сделать, и почему совесть - это его судьба. Человек - единственный организм в природе, которому суждено разгадать, что на самом деле означает чувствовать себя «правильным».
Но помимо этого особого бремени, природа устроила так, что человек не может прямым способом почувствовать себя «правым». Здесь мы должны ввести парадокс, который, по-видимому, имеет прямое отношение к сердцу организменной жизни и который особенно заметен в человеке. Парадокс принимает форму двух мотивов или побуждений, которые кажутся частью сознания существа и указывают в двух противоположных направлениях. С одной стороны, существо стимулируется сильным желанием отождествиться с космическим процессом, слиться с остальной природой. С другой стороны, оно хочет быть уникальным, выделяться как нечто отличное и особенное. Первый мотив - слиться и потерять себя в чём-то большем - исходит из человеческого страха одиночества, страха быть отвергнутым, оставленным наедине со своей слабостью; человек чувствует себя безмерно маленьким и бессильным перед трансцендентной природой. Если он уступает своему естественному ощущению космической зависимости, желанию быть частью чего-то большего, это приносит ему покой и единение, дает ему чувство саморазвития в более высоком смысле и, таким образом, повышает уровень его существования, придавая ему чувство поистине непостижимой ценности. Это христианский мотив Агапе - естественное слияние сотворённой жизни в «Творении-В-Любви», которое превосходит её. Как сказал Ранк, человек жаждет «чувства близости со Всем». Он хочет «освободиться от своей изоляции» и стать «частью большего и высшего целого». Человек естественным образом тянется к самости за пределами самого себя, чтобы узнать, кто он такой на самом деле, чтобы почувствовать, что он принадлежит Вселенной. Задолго до того, как Камю написал слова эпиграфа к этой главе, Ранк сказал: “Ведь только живя в тесном союзе с божественным идеалом, воздвигнутым вне собственного эго, человек вообще способен жить” [55].