Со слов К., она очень любила девочку и сама занималась ее «воспитанием», «специально» подавляла в себе естественное стремление приласкать девочку и часто держалась с ней подчеркнуто сухо, «дабы не изнежить и не разбаловать ребенка». «Учила» дочь не только правильно сидеть за столом, но и разжевывать пищу. Для «развития» девочки «придумывала» игры и задачи, купила ей аквариум, чтобы «девочка, ухаживая за рыбками, познавала добро и зло». Кроме зоопарка и кукольного театра ходила с девочкой в кинотеатр, подбирая довольно странный репертуар. Так, водила ее на кинофильм «Фатомас», считая, что девочку необходимо познакомить с «новейшими транспортными средствами». Вместе с тем ко всем окружающим относилась подозрительно и с недоверием. Девочке запрещалось играть в доме с детьми, брать от взрослых и детей что-либо, так как она считала, что девочку могут отравить. Девочка почти никогда не выходила из помещения, а если гуляла, то с матерью и поздно вечером. Никаких прививок девочке не делала, детским врачам не показывала, а в случае болезни лечила ее сама.
Соседи, проживающие в квартире рядом, часто слышали детский плач, видели, что девочка всегда одета очень бедно и не по сезону. Летом она ходила на улице в пальто и валенках. Однако К. под окна своей квартиры натаскала земли, насыпала ее прямо на тротуар, воткнула голые ветки в землю, а впоследствии, когда общественность дома ликвидировала этот «сад», поместила ветки вместе с землей в своей ванной комнате, решив у себя создать «зимний сад», а девочку с тех пор мыла в маленьком тазу.
На работе сослуживцы К. отмечали у нее такие странности: она часто кричала на детей; однажды, когда один мальчик долго не засыпал во время тихого часа, положила ему на лицо подушку и сама села на нее. Иной раз сотрудники детского сада видели, как она умывала детей из помойного ведра и вытирала им лицо грязной тряпкой. Прежде чем причесать девочек, К. поднимала их за волосы с пола и только потом начинала причесывать. Иногда, придя в сад за ребенком, родители не заставали детей там. При этом оказывалось, что К. повела всех детей, не разделяя их по возрасту, на длительную прогулку по Москве.
Дети боялись своей воспитательницы, а родители требовали ее устранения. 29 ноября 1967 г. К. прибежала в поликлинику и сообщила о том, что умирает ее дочь. Врачи, посетившие квартиру, увидели, что помещение захламлено, все окна занавешены, на раскладушке лежит девочка, одетая в платье, пальто, рейтузы и обутая. Пульс у ребенка отсутствовал, тело было холодным. При судебно-медицинском исследовании эксперты констатировали множественные повреждения на теле и голове, нанесенные тупыми твердыми предметами и носящие характер истязаний. Экспертиза также указала на резкое истощение ребенка при отсутствии патологических изменений в органах. Смерть ее наступила в результате ушиба мозга левой височной доли, сопровождавшегося кровоизлиянием под оболочку мозга.
Первое время при прохождении судебно-психиатрической экспертизы К. была малообщительный, на вопросы отвечала неохотно, формально. Часто ответы ее носили противоречивый характер, но это ее не волновало. В дальнейшем она стала более разговорчивой. Речь ее отличалась большой обстоятельностью и своеобразными оборотами. Говорила монотонным голосом, мимика лица оставалась на протяжении всей беседы маловыразительной.
Довольно отчужденно рассказывала о своей приемной дочери. Свои методы воспитания детей в саду и дочери считала правильными. Сожаления в отношении гибели девочки носили характер пустого рассуждательства. Объяснения относительно возникновения повреждений на теле ребенка были нелепыми.
В отделении незначительные поводы вызывали у К. бурные аффективные вспышки, характеризовавшиеся злобностью и агрессивными тенденциями. Периоды возбуждения у нее сменялись вялостью и апатией с ощущением внутренней измененности. Жаловалась, что в голове «появляется пустота», «мысли исчезают», «мысли ее воруют». Была убеждена в том, что делается это какими-то людьми с целью присвоить мысли. «Воровство» мыслей, по ее словам, осуществлялось при помощи радиотелевизионных установок. При этом К. чувствовала, что «говорит не теми словами». Собственные движения ей представлялись отчужденными. Кроме того, испытуемая ощущала, как внутри у нее все изменялось, «замирало», «исчезало». И в тот момент К. чувствовала себя автоматом. Сознание своей болезни отсутствовало.
Экспертная комиссия пришла к выводу, что К. страдает хроническим душевным заболеванием в форме шизофрении. В отношении инкриминируемого ей деяния была признана невменяемой, и было рекомендовано принудительное лечение в психиатрической больнице общего типа.