Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм

Находясь на лечении в Московской городской психиатрической больнице, К. была крайне ипохондричной. Так, она надевала на себя несколько халатов, делала на спине прокладки из газет, боясь простуды. На все вопросы отвечала уклончиво. Продолжала жаловаться на то, что у нее «воруют мысли». Временами становилась возбужденной, напряженной, периодически отмечала у себя «душевные надрывы», при которых «тоска разрывала грудь». Мимика лица не всегда соответствовала высказываниям больной. Во время беседы с врачом то плакала, то улыбалась, то декламировала стихи, то напевала песенки. К больным относилась подозрительно, незаметно для персонала жестоко избивала слабых больных. В связи с невозможностью нахождения в условиях общей психиатрической больницы, она была в 1960 г. переведена в психиатрическую больницу специального типа системы МВД, где находилась до 1973 г. Поведение и высказывания К. оставались прежними. В результате длительного лечения нейролептическими препаратами и шоковыми дозами инсулина бредовые идеи у К. несколько поблекли, поведение ее стало более упорядоченным, но отмечалось отсутствие критического отношения к своему болезненному состоянию, резкое эмоциональное огрубление, отсутствие реальных планов на будущее.

Разбирая этот случай, можно отметить, что К. с детства были присущи такие особенности характера, как замкнутость, обидчивость, возбудимость, впечатлительность, которые укладывались в рамки шизоидной личности. В пубертатном возрасте на фоне соматического неблагополучия возникло острое психотическое состояние, проявившееся в расстройствах памяти, сна, неприятных, необычных ощущениях в теле, сопровождавшихся чувством внутренней измененности, выраженных колебаниях настроения, страхах, злобности, мыслях о нежелании жить. Имели место псевдогаллюцинации и симптомы психического автоматизма.

Это состояние испытуемой было расценено психиатрами как энцефалит Экономо. Однако дальнейшее наблюдение полностью опровергало этот диагноз. Постепенно у К. формируется новое мировоззрение паранойяльной структуры, появляется своя «система» воспитания детей, которую испытуемая применяет на практике как в детском учреждении, так и в отношении своей приемной дочери. При всем этом она ведет крайне замкнутый и странный образ жизни, избегая общения со своими родственниками, тщательно скрывает от сослуживцев приемного ребенка.

Все это говорит о текущем шизофреническом процессе, начавшемся остро в молодом (пубертатном) возрасте. Жестокое и немотивированное убийство приемной дочери произошло на фоне имеющихся паранойяльных идей, идеаторного компонента синдрома Кандинского-Клерамбо и неправильного поведения К. вследствие ее болезненных переживаний.

После совершенного убийства у К. наблюдались дальнейшие усложнения синдрома психического автоматизма: появление наряду с чуждостью мыслей симптома отнятия этих мыслей, появления бреда преследования и физического воздействия.

В результате длительного лечения отмечалось ослабление психотической симптоматики. Однако ведущими в состоянии больной оставались грубые нарушения в эмоционально-волевой деятельности: холодность к близким, извращенность чувств, несдержанность аффектов, огрубение, эмоциональное оскуднение, отсутствие критики к своим болезненным переживаниям, своему настоящему поведению. Все это привело К. к социальной дезадаптации и сделало ее постоянным обитателем психиатрических лечебниц.

На мой взгляд, особо обращает на себя внимание крайне жестокое отношение К. к окружающим, включая мать, приемную дочь и детей в детском саду, больных в психиатрической больнице. Физическая расправа с ними — для нее привычное явление. В сущности, она является садистской личностью, причем других людей она воспринимает в качестве неких объектов, которыми манипулирует так, как это представляется ее болезненным построениям. Страдания, причиняемые ею людям, не имеют для нее никакого значения, она их просто не видит, нет у нее никакого сожаления и в отношении убийства приемной дочери.

Думается, что материнские чувства у нее не только не проснулись, но и не могли проснуться, поскольку их просто не было; она удочерила девочку не ради ее самой, а для того, чтобы в заботах о ней прошла ее тоска, т. е. лично ради себя.

В свете сказанного надо оценить отношение К. к собственной матери, точнее, ее избиение. Данный факт есть иллюстрация прямого отрицания связи «мать — дочь» (или «дочь — мать», последовательность здесь не имеет значения), что потом было еще раз продемонстрировано убийством К. своей приемной дочери.

Как мы видим, в анализируемом случае шизофрения уничтожила весь тот цивилизованный слой в личности К., который определяет отношения «мать — дочь». Пусть дочь и не родная, а приемная — это мало что меняет, ведь цивилизация строго предписывает заботиться о всех младших и слабых, тем более об удочеренном ребенке.

3.3. Детоубийство из любви и детоубийство как самоубийство