Отрочество 2

Подробности бесконечно туманны, трактовать такие высказывания можно в самом широком смысле — начиная от каких-то малозначимых реформ в Оренбургском казачьем войске, заканчивая походом на Индию через Афганистан. Последнее, разумеется, сильно вряд ли, но обустройство казачьих станиц вдоль афганской границы вполне вероятно.

Замес получается густой, и от попытки просто подумать на несколько шагов, чем же может обернуться ситуация, голова идёт кругом. Сплошь переменные, и все неизвестные!

* * *

Блиндированный состав начал тяжело тормозить, немногим не доехав до переднего края. Длинный, подпёртый сзади ещё одним паровозом, он останавливался тяжко, с превеликим скрежетом и буксованием.

Возчики, не дожидаясь полной остановки, уже нахлёстывают лошадей, с шиком разворачивая фургоны прямо к дверям вагонов. Стук распахиваемых дверей, и плечистые молодцы, сопровождавшие состав, споро начали перегрузку.

Среди фургонов мечется Бляйшман, как никогда нервенный и взъерошенный. Он орёт, божится, упрашивает… Наконец, не выдержав, залез на вагоны, и оттуда принялся руководить выгрузкой.

— Поспешаем, православные! — заорал он, надрывая глотку и морду, и потные его пейсы лихо развевались во время прыжков с вагона вагон. Сын опасливо поспешал за ним, примеряясь перед каждым прыжком, и дикими глазами глядя на героического папеле.

Сам же Фима, не обращая ни на што внимания, горит делом, искренне болея за работу. Логисты, которые и без того туго знают свое дело, огрызаются нервенно, но впрочем, беззлобно.

— У-у, морда жидовская! — пропыхтит кто-то, надрывая пуп под тяжеленным ящиком с бомбами, да и всё на этом. Здесь не Рассея, и привышные каждому православному извечные образы врага всего християнского мира претерпели изрядные трансформации.

Любви к жидовскому племени не добавилось, но неприязнь ушла — не до конца, но изрядно сдав позиции. Тем паче, одно дело — какие-то чужие где-то тамошние христопродавцы, и совсем другое — нашенский Бляйшман! Падел ещё тот, но сугубо для чужих!

Диссонансом Фиминому цирку артиллерийские офицеры, спокойные и деловитые.

Подъехавший штабной автомобиль окатил всех пылью из-под колёс, и Чортушко споро раздал свежеотпечатанные карты и фотографии Дурбана. Изучали их уже в сёдлах, не теряя ни минуты времени.

Медленно, но уверенно миномёты начали менять ситуацию. Буры, сперва косившиеся дико на вылетающую из родного окопа мину, быстро оценили новое чудо-оружие, и перешли в наступление, откусывая у обороняющихся один кусочек территории за другим.

Возможность обрушить «Гнев Небес» на закопавшегося в землю врага, не неся при этом почти никаких потерь, африканерам решительно понравилась. Артиллерийские и пулемётные позиции бриттов, ранее бывшие крепким орешком, поддававшимся только артиллерии, разгрызались на раз.

Чугунная плита летела на дно окопа, сверху толстостенная труба с упорами, минутка на уточнение вражеской диспозиции и наведение, и Божий Гнев обрушивался на солдат Антихриста! От богобоязненных буров требовалось только приникнуть к прицелам, выцеливая паникующих англичан, да не забывать молиться.

Кусочек за кусочком, неся минимальные потери, буры захватывали Дурбан, всё глубже вгрызаясь в территорию города. Единственный затык — необходимость постоянного огневого шквала. Логисты справлялись, подвозя снарядные и патронные ящики прямо на передний край, на обратном пути захватывая раненых и убитых.

Бляшман метался с возчиками, отслеживая картину в целом и не без грусти понимая, што как бы они не размахнулись с количеством мин, делать их нужно было в десять раз больше! Потому как если они есть, это хорошо! А если нет…

… — ой вэй, — нервенно сказал Фима, вжимаясь в землю после разрыва снаряда, угодившего аккурат в повозку с минами. Сейчас на том месте только воронка и мясное крошево, разбросанное на десятки саженей.

Оглядываясь назад, он ящерицей прополз через воронки и кочки, стёк в окоп и приподнял голову, оценивая обстановку. На душе разом запаскудело, такой гадоты он мог вспомнить по пальцам на раз-два, включая бурную молодость.

Британский снаряд разом уничтожил не только мины, но и командование отряда, а в настоящее время их обходят с тыла, и што печально — не в полный рост со знамёнами, а прячась в складках местности, будто и не англичане! Пара минут, и в штыки ударят, а это, говорят, больно.

Спереди их поменьше, но выкатывают пулемёт, минута-другая, и его установят… Подобравшись, он оценил расстояние и свистнул, привлекая внимание уцелевших бойцов. Несколько коротких слов, и…

— За мной, парни! — перемахнув через бруствер окопа, он бросился вперёд, не отпуская взглядом пулемётчика и сжимая револьвер до боли в ладони. Фима даже не знал, бегут за ним или нет… просто вот так вот, с оружием в руках, ему менее страшно, чем в окопе.

Полузадохнувшийся Бляйшман, прыгнув щучкой, навалился на пулемётчика, схватив его за горло и не думая ни о чём.

«— Не люблю быть героем» — мелькнула странноватая мысль, но лучше уж вот так, в сражении…