Отрочество 2

В поезде уже понял, сильно потом. От того, наверное, так легко поддался нехитрой негритянской манипуляции, што сам сбежать хотел. И не стыдно! Вот ни капельки…

Похмыкав моему молодому задору, бур передал документы молодому парню, по виду как бы не сыну. Ну да наслышан! Семейный подряд здесь процветает, хотя оно и немудрено — все друг дружке родственники, перероднились за столько-то лет.

— Герр… — деликатно начал я.

— Абрахам Хольтман, — представился наконец бур с видом, будто делает нешутошное снисхождение, — мой сын Николас.

Зверообразного вида молодец склонил слегка голову, и тут же выпрямил гордую выю, выпятив заодно нижнюю губу, окинув меня маловыразительным взглядом. Што значит, не пришёлся я ему. На да и…

— Георгий Панкратов, — документы у них есть, но не переломлюсь.

— Такое дело, герр Хольтман… — вздыхаю чуть напоказ, и рассказываю изрядно отредактированную историю «контрабандного» проезда Мишки и Котяры. «Зайцы» морские, вроде как. Те, потупясь, старательно делают виноватый вид.

— Пф-ф… сам я такое решить не могу, — таможенник переходит на африкаанс, што-то резко говорит сыну, сорвавшемуся с места, и…

… закружилась карусель с таможенным начальством, русским представителем в Претории… ещё одним русским, потом наконец пришёл Самуэль Маркс[24], и дело сразу наладилось.

— Вы бы хоть телеграмму послали, — ворчливо высказался выходец из Литвы, переговорив с таможенным начальством и поручившись за нас.

— Так получилось, — ещё раз виноватюсь я, на што Маркс только усмехнулся, и в усмешке этой было столько понимания и… ностальгии…

Пока Мишку с Иваном фотографировали на документы, расспрашивая о цели приезда, Самуил с Товией забрасывали вещи в грузовую повозку.

— Шабес-гои наоборот? — пробормотал Маркс, глядя на их слаженную работу, — Писал мне Фима, а я, дурак…

— Я, кажется, лишку сболтнул, — догнал нас Мишка, тормознувшись с разговором о нашего гостеприимного хозяина. Он так и не объяснился тогда со своей «лишкой», позже оно как-то забылось, и…

… как выяснилось сильно позже — зря.

* * *

Встряхнув газету, Борис Житков ещё раз всмотрелся в портрет… он, точно он!

— Живут же люди, — вздохнул привалившийся к плечу Коля Корнейчуков, с какой-то тоской разглядывая фотографию и заголовок, — а мы?

— А мы… — Житков встал, кинув газету на скамью, — я еду в Африку. Ты со мной?

— Я… — Корнейчук замялся, кусая губу, — да, чёрт побери, да!

На скамейке осталась мокнуть под дождём газета с портретом Михаила Пономарёнка, глядящего на читателя строго и требовательно, как воин с иконы.

«Русский доброволец в Претории. За вашу и нашу свободу!»

Глава 13

Скинув с себя влажное от пота одеяло, сажусь на кровати, с силой растирая мятое лицо. Сны… в этот раз ничего особенного, просто лекция в Сорбонне, но настолько живо, настолько…

«— Кинохроника».

Она самая. И тоска — разом! По друзьям, родителям, по… Проснулся, и снова не помню родных, и тоска — вот она, зараза, душу ржой разъедает.

Кошусь на Саньку, сбросившего одеяло, и раскинувшегося на кровати кверху пузом, руки и ноги по сторонам. Расплывающееся на его пижаме влажное пятно… увлекательный мир подростковых поллюций, ети! Знакомо. Мишка уткнулся головой в подушку, в уголке рта слюна, посапывает безмятежно.

Выйдя, хлопнул погромче дверью. Посетив кабинет задумчивости и сбросив балласт, умылся тепловатой водичкой, поёрзал зубной щёткой по белым и ровным (тьфу-тьфу!) зубам, и начал будить сонно ворочающихся братьев, а потом и Кота с близнецами в соседней комнате. Поднимались тяжело, акклиматизация ещё не завершилась, да и обстановочка вокруг достаточно нервенная.

— Баасы, — постучав, походкой перекормленной утки зашла к нам жопастая миловидная негритянка в платье горничной и кипенно белом переднике, — хозяева уже садятся за стол.

Присев напоследок в реверансе, она удалилась с большим достоинством и осознанием важности своей миссии на этой грешной Земле. Што значит, человек на своём месте — ни прибавить, ни отнять.

Похмыкав, выразительным взглядом ускорил сборы, да прислонился к стене, позёвывая и поглядывая по сторонам рассеянным взглядом.

Прохладный по раннему утру ветерок из приотворённых окон колышет тонкие белые занавеси. В москитные сетки, жужжа, бьётся какая-то местная пчела, да уцепился лапками здоровенный шипастый богомол, таращась здоровенными буркалами. Попялился на нево в ответ, ожидая братов, да и пошли все вместе.

Большая столовая с хорошо сервированным столом, но без излишеств, свойственным нуворишам. Никакой пошлой роскоши или избытка столовых приборов, неуместных во время полусемейного завтрака.

Марксы, мы, и два бура — совершеннейшие деревенщины по виду, но держащиеся, как это свойственно местным, с превеликим достоинством и преувеличенным чувством собственной значимости.

— Шалом алейхем, — вразнобой поздоровались мы с хозяевами и гостями, рассаживаясь за столом и выслушивая ответные пожелания всех благ.