Уйдя на позиции, Пономарёнок неожиданно увидел их совершенно иначе. Обычные широкие траншеи, а местами так и вовсе — мешки с песком или земляные валы. Где-то можно ходить в полный рост, а где-то — добежать, согнувшись в три погибели. Всё тоже самое… но видится уже иначе.
Выбрав себе позицию с учётом того, што на противоположной стороне сидят такие же охотники, Мишка задумался, и отдвинулся чуть назад. Теперь дуло его винтовки не торчало наружу, и соответственно, охотникам на той стороне придётся чуть сложней.
— А если… — вытащив винтовку, он набрал в руку горсть пыли, плюнул, и тщательно растёр грязь по бликучему металлу. Чего-то всё равно не хватало…
— Точно! — плеснув из фляжки на платок, он сложил его в несколько раз и положил аккурат под дуло винтовки. Примерившись, он выцелил неосторожно мелькнувшую фигурку, и выстрелил.
— Один выстрел — один англичанин, — снисходительно сказал пожилой бур из коммандо, наблюдающий за волонтёром. Попытавшись объяснить тому свои идеи, Мишка потерпел решительное поражение.
— Один выстрел — один англичанин, — поставил точку в споре такой же бородач, приглашённый третейским судьёй.
Упрощая язык, они снисходительно объяснили, што буров с детства приучают стрелять наверняка, и тратить попусту порох — дурь несусветная! Мысль, што лучше потратить даже и сто патронов попусту, штобы сто первым свалить врага, была признана глупой.
«— Ну как же! — злился Мишка уже потом, составляя аргументацию на русском и африкаанс, — сами же пулемёты закупили, а тут не тебе!»
Аргументация получалась так себе — не хватало ни знаний сугубо военных, ни языка, ни… пожалуй, што и возраста. Пономарёнок признал, што его родня могла бы так же — просто потому, што не мужик в годах дело предлагает, а щегол малолетний. И как таково слушать?!
Да и с пулемётами и артиллерий не всё гладко — набирали туда ещё войны, сугубо добровольцев с иными взглядами на военные действия. И добровольцы эти прегусто разбавлены волонтёрами из Европы и Америки, а средний бур — это как раз такой степенный мужик, с большим трудом воспринимающий што-то, чего не было при дедах.
Не в первый уже раз накатило раздражение на упёртых не по-хорошему бородачей, и Мишка тряхнул головой, отгоняя нехорошие мысли и перекрестившись двоеперстно. По Завету люди жить пытаются! Да Бог, и выйдет! И может, тогда и у нас… как второе дыханье…
Сощурившись упрямо, и никак не отличимый в это время от африканерских годков, он снова выбрал позицию и принялся ждать. Штобы хорошо стрелять, надо прежде всего стрелять!
«Жаль только, зрение не степняцкое» — пробежала в голове сожалеющая мысль, да и зацепилась там, заворочалась. Начала выкристаллизовываться, што если он не может разглядеть противника на таком расстоянии, как местные, а стало быть — попасть, то нужно подобраться поближе.
«— В ночь! Зарыться, циновочкой какой прикрыться, пылью сверху присыпыть».
Не забывая выцеливать противника, он обдумывал идею.
Выстрел! Взмахнув руками, англичанин упал. Ранен, убит… поди, разбери!
— В ночь, стал быть, — повторил он, меняя позицию.
В Преторию приехали верхами, опережая близнецов на фургонах, оставшихся в лагере ждать попутный обоз. Я, Санька и Котяра, решившийся к волонтёрству, но чувствующий отвращение к бурскому коммандо, и решивший пристать то ли к русскому отряду, то ли к одному из европейских.
За время нашего отсутствия город заметно прирос населением, разом став тесным, шумным и многолюдным, оставшись провинциальным. Всюду звучит разноплеменная речь, снуёт народ с самым деловитым видом, да буры с отдалённых ферм с явственным порой отвращением разглядывают это вавилонское столпотворение.
По-прежнему всё очень пыльно и как-то неряшливо. Монументальные здания соседствуют с какими-то огромными полотняными палатками прямо посреди города, где располагается то склад боеприпасов или амуниции, а то и очередной отряд добровольцев из какой-либо страны. Здесь же бреются, моются по пояс, ходят в неглиже.
Нет ни тротуаров, ни дорог — повозки, люди верхами и пешком передвигаются хаотично в любом направлении, как только им заблагорассудится. Довольно, впрочем, просторно, улицы в Претории весьма широки.
— Какие славные физиономии! — услыхал я русскую речь, не сразу поняв, што говорят о нас, — Экие ведь молодцы эти буры! Совсем ещё мальчишки, а вооружены, и держатся молодцами, хотя пари держу — проделали они не одну сотню вёрст, ночуя в вельде среди местного зверья.
— Соглашусь с вами, Степан Африканыч! — охотно отозвался второй, поправив пенсне на мясистом носу с широкими ноздрями, из которых торчали курчавые волоски, — Что значит — концепция вооружённого народа! Здесь каждый возводит свой род от патриархов если не библейских, то как минимум — от тех людей, которые наперекор всему переселились в Африку и дали обильное потомство. А сколько достоинства в этих лицах!