Отрочество 2

— Привёл таки пароход с медикаментами и ещё с чуть-чуть, — рассказывал Бляйшман, — потому как деньги и гуманность в одном, это наше всё! Такое, скажу тебе, интересное было! А Санечка… Санечка!

Он перескакивает к брату, многословно выясняя — хорошо ли идут дела, как кушает?

— … а вот письмо! Помнишь!? Та хорошая девочка, умненькая с золотым сердцем! Да! Пока совсем нет через память! Эстер велела передать…

Счастливый от нечаянной, но такой хорошей встречи, ловлю взгляды добровольцев, и…

… вот только што, минуту назад — на равных. А сейчас — от пренебрежения до льдинок в глазах, и совершенно английские у всех физиономии. С жёсткой верхней губой.

Так вот.

Глава 19

Подъехав к расположению Русского добровольческого отряда Красного Креста, спешился, кинув поводья на коновязь, и неспешно, блюдя себя, подошёл к Ваське Ерохину, смолящему самокрутку неподалёку от входа. Усталый, с разводами пота по спине, на груди и подмыхами, проступающими солевыми разводами, но — в высочайше утверждённой форме! Хоть в обморок вались, а себя блюди!

Работы у них хватает — госпиталь только начал разворачиваться, а потянулись уже первые пациенты, всё больше иностранные волонтёры и… пленные англичане. Буры предпочитают лечиться дома.

— Здрав будь!

— Здоровее видали, — переложив самокрутку и вертанув по сторонам головой на отсутствие начальства, протянул Васька потную руку, бережно пожимая мою своими клещами.

— Охотно верю! — засмеялся я, задирая голову ввысь. Рядовой Павловского полка, прикомандированный в отряд санитаром, возвышается надо мной этакой башней, чуть не полторы головы выше, и в отряде все санитары такие здоровилы. По габаритам отбирали, даже и для гвардии выдающимся, да по благообразному облику. Внушают!

Со мной у них отношения сложные — парни упорно делают вид, што не знают, будто я — враг ево Величества и преопаснейший для самодержавия тип, как писали газеты из тех, што в позиции к любой оппозиции. Знать не знают… ибо газет не читают и политикой не интересуются! ВотЪ!

Общаются же вполне охотно, но сразу строжают ликом и голосом, стоит показаться людям начальственным. Вид такой делается — с прохладцей, мал-мала казённый. Вроде как по землячеству общаемся, и сугубо по моей пользе для отряда, а так ни-ни!

Впечатления каких-то необыкновенно верных слуг Величества не производят ну вот ни самомалейшего! Просто здоровенные весёлые парни, очень неглупые и хваткие, хотя и с изрядно замусоренными словесностью[38] мозгами.

— Карл Августович на месте?

— Уехал провизор, — охотно отозвался Васька, с благодарностью принимая от меня переданную всему купманству немаленькую коробку с сигарами, — аккурат полчаса как! С Амалией Фридриховной и этой… Адель-Елизаветой, из сестричек которые. Они с самово начала вместе хороводятся, по землячеству лифляндскому. Мишку Соболева взяли, вроде как сопровождать, да на прогулку верхами по окрестностям. А тебе што за дело?

— Да дело и есть, — отзываюсь задумчиво, — по медицинской части.

— Пароход жидовский? — Васька в курсе всего и вся, — И чего только с ними хороводишься? Жиды, они и есть жиды!

Звучит не оскорблением, а заученным с детства, и — любопытством отчётливо пахнуло.

— Жиды, — тянусь вверх, — и што? Я от них плохого не видал.

— Ну… — тянет Васька.

— Гну! — перебиваю ево тягучие мысли, — Я не говорю, што все хорошие, и в жопу надо каждого целовать! Народ как народ, не хуже и не лучше других — ежели понимать.

— Угу, — гвардеец делается задумчив, я едва ли не слышу, как в голове медленно вертятся его основательные, тяжеловесные мысли. Он не дурак, ни разу не… просто не привык думать. Сперва папенька, да старшие братья, потом фельдфебель и прочие отцы-командиры.

— Понимать, — повторяет он, — угу… Красивая?

— Да… — и вздыхаю, — очень! Так где, говоришь?

— К шахтам Дирикса навроде, — наморщил тот лоб, — какие-то там… пейзажи! Адель, она вроде как рисует.

Санька, услыхав о выездке, подхватился легко, наскучив немало сиденьем в городе. Короткие сборы — оружие, баклаги с водой, запас еды и медикаментов, и готовы!

— С подходцем хочу, — объясняю брату, покачивающемся в седле близь меня, пока лошади шагом идут через город, — ты художник, да с именем каким-никаким, и стало быть — к Адели подойти можешь, но без ревности по малолетству. Похвалишь там…

— А есть за што? — ехидно отозвался он, лукаво щуря обгоревшие веки — рисовал давеча, да шляпу скинул и забыл, увлёкся. Теперь припухшие да заплывшие — узкие, будто китайцы в ближней родне затесались.

— Ну… найдёшь! — жму плечами, не пытаясь продумать всё до мелочей, — А я к провизору. Вроде как посоветоваться…

— Опять подходец? — покачал головой брат.

— И што? Не свои дела решаю, а в пользу дяди Фимы и буров!

— Эт как? — удивился Чиж.

— Так… сложный дяди Фимин схематоз, когда можно просто продать медикаменты, а можно — подарить за благодарность. Преференции там какие… не знаю! С бурами почти всё решено, но хочет и нашему Красному Кресту.

— Хм…