Отрочество 2

– Вот так, просто сел и придумал? – спросил он, снова встав у летадлы с видом самым задумчивым, тыкая то и дело пальцем, и глядя как покачивается конструкция.

– Ну… да, – мне делается неловко, потому как в таком разе получаюсь чуть ли не гением, а на самом деле… такое и Саньке не хочу рассказывать, а скорее даже – не могу, физически.

– Говорили мне… – вздохнул он, – вот так, по наитию?

– Да какое наитие! – прорезалась у меня досада, – буры наговорили? Ну да, они ж не видели… Это как с приснившейся таблицей Менделеева, помнишь? Што он работал над ней десять лет, это мелочи, обыватели запомнят только полувраки о сне!

– Ну, не скажи, – покачал он головой, но развивать тему, видя моё нежелание, не стал.

– Сниман очень серьёзно к этим… – он дёрнул весело ус, – летадлам относится. Буры твои, как я гляжу, тоже?

– Разведка, – подвинув на верстаке полуразобранный двигатель, полученный недавно с трофеями, и вполне целого скорпиончика, я уселся на расчищенное место, – мы после того, как охрану концлагеря перебили, два боя выиграли за счёт разведки с воздуха.

– Слепой со зрячим, – пробормотал он, делая пометки в блокноте.

– Угу. Два боя выиграли, одного избежали, ну и так – выбрать лучший маршрут, тоже никак не лишнее.

– То-то буры твои так впечатлились…

Завздыхав, я беспокойно завертелся на верстаке. Буры, они да… впечатлились. «Ангел Трансвааля», н-да… не прознал бы кто, мне ещё религиозной мути вокруг себя не хватало! Широкая известность в очень узких кругах – одно, а европейская, да в таком контексте, оно явно лишнее.

Единственное – попросил их молчать, и молчат… вроде как. По крайней мере, слухов пока не ходит, да и добровольцы, вызвавшие помогать по части охраны и хозяйственной деятельности, совсем даже не лишние. Полдюжины престарелых охранников, они же работники, да четыре прачки-стряпухи с расчетом на вырост отряда, они совсем не лишние.

– А испытания? – полюбопытствовал он, снова пхнув пальцем бамбуковую конструкцию.

– По ночам. Вот… – соскочив с верстака, откидываю брезент с самолёта, – видишь?

– На палатку похоже, – скептически сказал опекун, – только што колья к парусине привязаны. Несуразно выглядит.

– Так и задумано! – потянув за жерди, я показал, как сложенная летадла становится треугольной.

– А этом, – тыкаю носком ботинка, – лишнее. Отстёгивается, и всё. В фургончик загрузили от лишних глаз, да и перевезли.

– Эк… – крякнул он, присаживаясь у самолёта и с любопытством изучая простую, но изысканно хитроумную механику, – шпионаж? Потому так усложнил?

– Он самый! Иностранных граждан в войсках хватает. Доброволец там или нет, а зарисовать летадлу, с целью патриотично передать чертежи собственному правительству, это каждый второй восхочет.

– Ага… а механика?

– Отдельно. Вот… простейшая трёхколёсная гондола, если кто и посмотрит, так обычная мотоколяска, только што пропеллер сзади, ну да и это не новость. Што я слесарь и механик, многие знают, про инвалидную коляску в патентах узнать тоже несложно.

– Обманка, – в дяде Гиляе проснулся мальчишка, и он забрасывает меня сотней «почему?», пару раз поставив в тупик. Незамыленный глаз увидел более простые решения некоторых проблем.

– Где ты раньше был?! – вырывается у меня, и дядя Гиляй распушил самодовольно усы, – Не поверишь, как не хватает рук, потому как…

– Шпионаж, – кивнул понятливо Владимир Алексеевич.

– Он самый! Иностранных подданных не рискую, а буры… здесь не то штобы грустно – есть мужики, которые слесарить умеют и в механике мал-мала разбираются, просто они уже – в артиллерии да при пулемётных командах, да всё больше на командных должностях.

Крутнув пропеллер, опекун вздохнул креслицу, рассчитанному явно не на его седалище, и отошёл, вздыхая и дёргая себя за усы. Обнадёживать дядю Гиляя скорой перспективой полётов не стал, ибо разница в массе у нас такая, што я вместе с двигателем вешу чуть не меньше его. То бишь конструкцию придётся пересчитывать под другие характеристики, и возможно, под другие материалы.

– Ночью сегодня полечу, заодно и фотоаппарат испытаю, – тоном искусителя сказал я, – есть желание поглядеть?

– Плохим бы я был репортёром, – фыркнул он, чуточку приободрившись.

Самолёт выгрузили из повозки, и мы с Санькой принялись собирать его, расправляя, соединяя и защёлкивая фиксаторы. Легонькая гондола, плетённая из бамбука и шёлковых шнуров, мотор, фотоаппарат…

Перекрестившись и перекрестив меня, дядя Гиляй отошёл в сторону. Зафырчал мотор, и самолёт начал разбег, подпрыгивая слегка на казалось бы расчищенном поле, покачивая крыльями и грозясь завалиться.

Рули вверх… начался набор высоты, окрашенная в цвета ночи парусина растворилась в ночи. Лишь мотор тихохонько покашливает, выдавая моё месторасположение, но вельд и ночью полон звуков.

Набрав высоту, я отключил мотор, и принялся планировать на потоках воздуха, описывая круги над лагерем буров. Задача – выяснить, можно ли ночью, сфотографировав костры и кострища, сориентировать полученное с лагерем буров?