Отрочество 2

– Евгений Яковлевич, голубчик! – Гиляровский аж руками всплеснул от переизбытка экспрессии, – Вы же бывший жандарм, и забыли азы своей профессии?! При любых раскладах настоящего мира здесь не видать ещё с десяток лет! Даже при полнейшей победе буров можно ожидать как минимум торговой блокады со стороны Британии, а мне ли вам говорить, как важны в такой ситуации становятся люди, способные провести утлые челны с контрабандой мимо сторожевых катеров?!

– М-да… уели, – согласился Максимов с улыбкой, – привык мыслить имперскими категориями.

– Только, изволите видеть, – Гиляровский тщетно попытался сделать виноватый вид, в то время как его распирало от гордости, – есть небольшая закавыка! Молодцы сии решили выбрать своим командиром меня.

Он развёл руками, и в светлой просторной комнате вмиг стало тесно. На усатом его лице через виноватый вид проступала довольная улыбка, комкаемая в гримасах скромности.

– Не вижу никаких проблем, Владимир Алексеевич, – благосклонно кивнул подполковник, – военный опыт у вас есть, тем более и воевали в пластунах. Я так понимаю, планируете вспомнить былое?

– Безусловно, – крутанул ус Гиляровский, – да и народ подобрался самый подходящий!

– Где остановились, – поинтересовался Максимов, – в чём нуждаетесь?

– Не извольте беспокоиться, Бляйшман озаботился, – отмахнулся Гиляровский, как от чего-то несущественного, и подполковник только крякнул, крутнув шеей. Ледисмит никак не изобилует свободными квартирами, несмотря на исход большинства жителей, – с полным пансионом на ближайшую неделю. Я вещи в свои комнаты закинул, ванну принял, побрился, да и сразу к вам.

«– Комнаты, ванна…» – Максимов почувствовал себя несколько уязвлённым. Подумать только – он, один из первых людей в гарнизоне, с трудом нашёл себе жили с достойными условиями, а тут какой-то Бляйшман…

Выбросив из головы охранительскую неприязнь к мятежному бывшему подданному, развернувшемуся на чужбине излишне широко, он подвинул к себе чернильницу и выписал Гиляровскому пропуск и документы ассистент-фельдкорнета.

– В ближайшую неделю-две побудет со своими людьми в городе, – деловито сказал Максимов, вручая бумаги, – Немного муштры и знакомства с африканскими реалиями вам не помешает.

– Угу… – рассеянно отозвался Владимир Алексеевич, с любопытством изучая документы, – а… мальчишки мои где? Соскучился, знаете ли…

* * *

Начало темнеть, и темнокожий босой официант прошёлся по залу ресторана, зажигая керосиновые лампы с видом человека, на которого возложена великая миссия.

– Масса, – извиняющимся тоном сказал он, приблизившись к нашему столу и снимая висящую над ней лампу. Сосредоточено пыхтя, подкрутил фитиль и достал из кармана белоснежного фартука массивную зажигалку. Крутанулось колёсико о кремень, и в белках глаз чернокожего служителя отразились огоньки пламени.

– Масса, – улыбнулся он с видом человека, выполнившего не иначе, как важный религиозный ритуал, и удалился наконец камергерской походкой.

– А у меня таких две сотни, – с тоской сказал Корнейчук, мельком глянув вслед служителю, зябка поёжившись от наступающей ночной прохлады и накинув на плечи куртку. Некоторое время молчали, наслаждаясь местной выпечкой с молоком, и глядя на пляшущих у огня ночных мотыльков.

Защитная сетка не даёт им обжечься о горячее стекло, но среди этой причудливой мохнокрылой братии нашлись свои хищники, и на наших глазах разыгрываются полные драматизма сцены. Чуть погодя под высокими потолками заметались маленькие летучие мышки, стремительными тенями появляющиеся и исчезающие. Этакие соколы ночи, страшненькие и притягательные одновременно.

– Забавно, – безразличным голосом сказал Николай, прикрыв ладонью кружку с молоком от насекомых, – я думал, что когда стану взрослым, то непременно буду курить трубку и пить вино.

– Не хочется?

– Не-а! – мотнул он головой и усмехнулся, – пара боёв, и приходит понимание, что не хочу ни под кого подстраиваться.

– Хер, положенный на мнение окружающих, обеспечивает спокойную и счастливую жизнь[i], - вылезло у меня.

Коля расхохотался, утирая слёзы, и очень скоро вся наша вялая умственная усталость ушла, как и не было. Послышались шуточки в одесском стиле, и на смех начали было оборачиваться посетители, но заприметив за столом четырёх офицеров, лезть с приятельством не стали.

– Как дела в Южной Родезии? – поинтересовался я у Николая. Тот фыркнул и некоторое время молчал.

– Каша, – сказал он наконец неохотно, – матебеле и ндебеле восстали, но вояки из них… сами знаете. В девяносто втором матабеле, имея восемьдесят тысяч копейщиков и двадцать тысяч стрелков, вооружённых современным на тот момент огнестрельным оружием, были наголову разгромлены на своей территории. Противники – семьсот пятьдесят человек родезийской полиции, и около тысячи белых ополченцев.