Отрочество

Становищ таких я проеду не одно и не два на пути в Хеврон, и хотя говорят не только о разбойности бедуинов, но и об их гостеприимстве, я не считаю себя знатоком Палестины, и предпочитаю беречься от всех разом, не выделяя никого. Святость гостя, оно канешно и да, но есть и оговорочки.

Стоп! Вижу знакомый шатёр, и около нево не менее знакомую морду лица, испещрённую шрамами и оспинами. Решительно поворачиваю коня, открывая лицо…

… и пять минут спустя сижу с мужчинами на кошме, попивая бедуинский чай, заваренный из пустынных трав. По здешним понятиям, это што-то навроде корца с квасом, поданного усталому путнику с дороги. Чуть погодя придёт черёд лепёшек, уже пекущихся на открытом огне, сыра, фиников и всего, чем богаты бедуины.

Ну и канешно, знаменитово бедуинского кофе, когда кофейник не снимается с огня, и крохотные чашечки, буквально на один-два глотка, наполняются по мере необходимости. Кофе крепченное и очень вкусное, хорошо идёт под неторопливую беседу.

Чувствую себя уютно и в полной безопасности, потому как свои, проверенные. Всё та же злая, разбойничья нищета, но я гость, притом не по покону, а по-настоящему, от всей пустынной души.

Возраст мой их ничуть не смущает, да и с чего бы? Сам зарабатываю, есть красавица-невеста, приходилось убивать в бою. Мужчина!

Глава большого семейства, Абу-л-Абдуллатиф абу-л-Хасан Зафар ибн Мухаммед аль-Сидон, не оставляет попыток выдать за меня одну из своих дочерей или племянниц… или продать… он очень широко трактует понятие брака. А где одна, там и вторая с третьей.

Моё христианство ничуть не смущает его мусульманское сердце, да и девицы, как мне кажется ничуть не против, потому как — ну совсем нищета! А я не стар, и по их меркам просто несусветно богат.

Рассказываю ему новости и иерусалимские байки, выслушивая взамен легенды из времён допотопных. Рассказчик он отменный, и даже моё скромное познание арабского позволяет оценить мастерство.

Детвора обихоживает лошадей, и я могу не беспокоиться ни об их сохранности, ни о сохранности вещей. Кстати!

Подарки из вьючных сумок… вру, што вот прям для них! И они понимают, што вру, но так всем приятней.

Обычная мелочёвка – стопка порнографических открыток для главы семьи, быстро спрятанная за пазуху. Ножницы германского производства, живо утащенные женщинами. Красивые, пусть даже и пустые стеклянные флакончики из-под всяково, в самом скором времени приспособятся хоть под нужды, а хоть и под украшения.

Абу-л-Абдуллатиф абу-л-Хасан Зафар ибн Мухаммед аль-Сидон самолично жарит зелёные зёрна кофе на сковородке, поясняя мне нюансы, и по пустыне распространяется дурманящий запах.

Первая чашка впивается за гостя, то бишь меня. Вторая – за меч, и берберский клинок приходится как нельзя кстати, идя по рукам, а я рассказываю причудливую историю его приобретения. Третья чашка для удовольствия, и таки да! Удовольствия столько, што безучастно провожаю глазами толпу паломников, прошедшую по дороге в паре сотен метров от нас.

Я не спешу! Это не галоп из точки «А» в точку «Б», а путешествие ради статей, которые будут печататься в московских газетах, обфыркиваясь ругательно. Пусть! Читают ведь.

Пару часов спустя, сделав несколько снимков большого семейства ради иллюстрации к будущей заметки, и сговорившись, где они смогут забрать фотографии, покидаю бедуинское становище, взмахнув напоследок рукой. Паломников я таки обогнал аккурат перед Вифлеемом, пропылив стороной.

В самом городе места для меня не нашлось, по крайней мере такого, в котором можно было отдохнуть как следует, не беспокоясь о сохранности имущества. Ни мало этому не волнуясь, нашёл приют у православного священника-араба, живущего за городской чертой.

Обычный небогатый дом, резко контрастирующий с домами греческого духовенства. Священство арабское вообще очень небогато, находясь под гнётом осман и греков разом, видящих в Палестине свою житницу.

Сняв целиком одну из небольших лачуг, и заплатив одному из родственников священника за обиход лошадей и охрану имущества, отправился на прогулку. Обыденная небогатая жизнь, с поправкой на особенности Палестины. Мелкий рогатый скот на улицах, жители в многократно чиненых, застиранных одеждах, сопливые замурзанные ребятишки, и паломники, потерянно шарящиеся по лабиринту строений.

Местные зарабатывают на них, сдавая жильё и продавая еду, да хоть бы даже и кипяток. Поглядел я, как в большой закопчённый котёл подливают холодную воду самого сомнительного происхождения, не успевающую даже и закипать, да и головой только покачал. Будут потом маяться животами, и хоть ты обговорись! Или за ручку водить надо, или вовсе не лезть.

Как привык уже, вышел я полностью вооружённым, што в здешних местах даёт не только относительную безопасность, но и почёт.

Безопасность даже и в городах Палестинских весьма относительна, кроме разве што самого Иерусалима. Прочие же городки и поселения, несмотря на турецкую администрацию, никак не подходят под определения безопасных мест.