Отрок московский

– Погоди! – Никита ухнул следом, по пояс провалившись в сугроб. – Ты как думаешь Жихаря обратно через стену волочить?

– А зачем его волочить?

– Так у тебя же задание от Юрия Даниловича…

– Никого мы волочить не будем. Сегодня, – жестко отрезал новгородец, – разведаем, разузнаем и обратно. А там старший решит. Понял?

– Э, нет, так не пойдет, мне Василису…

– Слушай меня внимательно, отрок. Хочешь, чтобы мы тебе помогли? Выполняй наши правила. Спугнуть Жоффрея я тебе не дам. Уяснил?

– Уяснил, – кивнул Никита, уже сожалея, что связался с непрошеными помощниками.

Они пошли по задворкам, мимо выгребных ям и сенников. Кучи перемешанного с соломой конского навоза исходили теплом и острым, ни на что не похожим ароматом, не таким уж и противным.

В просветах между строениями мелькали блики факелов. Ругались люди. На русском и на немецком. Кони, встревоженные топотом и суетой, ржали и били об пол кованными на зиму копытами.

Невидимый звонарь на колокольне Софийского собора наконец-то успокоился.

Василько поднял руку, предостерегая.

– Что там?

– Да ничего… Меньше болтай, – сердито буркнул ловец. Но все же смилостивился и объяснил: – Мы на задах княжеского терема. Вон молодечная[154], или как она там у них зовется?

– Что дальше делать будем?

– Да ничего пока. Оглядимся.

Они притаились в узком проходе между бревенчатой стеной и копной сена, плотно набитой под навес. Из рубленого окошка в аршине над головой доносилось фырканье коней.

Глядя на возвышающуюся впереди громаду княжеского терема, Никита тихонько сказал:

– Я мог бы по стенке забраться.

– И дальше что?

– В окошки позаглядывать.

– Много ты там увидишь. И кто тебе даст карабкаться? Голову налево поверни…

Осторожно выглянув из-за угла, парень увидел часового в белом балахоне с крестом на спине. Немец скучал, опираясь на алебарду.

– А что же делать?

– Думать надо…

Василько снова шагнул в густую тень и надолго замолчал.

Никита переминался с ноги на ногу, чувствуя, что начинает замерзать.

– Так, – сказал наконец новгородец. – Немца мы уберем. Я надену его плащ. Буду крыжаком. А ты… Ты будешь мальчишкой на побегушках – охапку соломы в руки и иди позади меня. Понял?

Нельзя сказать, чтобы ученику Горазда очень понравилась задумка ловца, но деваться было некуда – самому-то в голову ничего лучше не приходило. Он кивнул.

Василько крадучись вышел из-за угла. Сперва медленно, но после трех шагов перешел на стремительный бег, завершившийся прыжком. Ливонец-часовой только начал поворачивать голову, привлеченный шорохом, а ладони новгородца вцепились ему в затылок и подбородок, крутанули. Раздался негромкий, но мерзкий хруст, и немец обмяк в сильных руках разведчика. Бережно опустив тело на землю, ловец быстро стянул с него накидку, сунул голову в ворот, а руки – в рукава.

– Ну-ка, за руки, за ноги…

Вдвоем они оттащили убитого часового в тот самый закоулок, где недавно прятались. Василько взгромоздил на плечо алебарду, а Никите не оставалось ничего иного, как захватить охапку соломы побольше. Парень постарался прикрыть подбородок, оставив только глаза. Не хватало еще повстречать кого-то из мадьяр и по-глупому себя выдать.

Они покинули задний двор, наискось пересекли площадку и оказались у самого крыльца княжеского терема. Здесь ярко горели факелы, роняя искры на снег, и суетился народ. Кроме десятка охранников и целой кучи челяди, снующей туда-сюда, в стороне от толпы топтались два рыцаря не из простых, если судить по надменным лицам и добротным доспехам. Никита, с трудом смиряя бешено колотящееся сердце, позавидовал новгородцу, шагающему прямо и уверенно, как у себя дома.

– Просто пройдем мимо, – шепнул Василько, не оборачиваясь.

«Только бы не выдать себя», – подумал парень, крепко обнимая солому, пахнувшую прелью.

Их заметили и окликнули.

– Halt! Wohin gehst du?[155] – рявкнул рыжий немец с торчащими как у кота усами.

– Anordnung![156] – нагло ответил Василько, не сбавляя шага.

– Dessen Anordnung?[157]

– Commander![158] – Железные нотки в голосе новгородца не оставляли сомнений, что приставучему ратнику не поздоровится, если распоряжение командора не будет выполнено точно в срок.

И тут резные двустворчатые двери распахнулись, и на крыльце появился статный крестоносец с длинными каштановыми кудрями с проседью и ровно подстриженной бородой. Поверх плаща с алым крестом поблескивала толстая золотая цепь – знак высокого положения в Ордене. Но взгляд Никиты приковал не он, а идущий рядом вразвалочку смуглый горбоносый мужчина в бобровой шапке. Андраш Чак. Парень изо всех сил пытался отвести глаза, потупиться, но не мог. И с ужасом понял, что пожоньский жупан узнал его.

– Herr Friedrich! Еin Pfadfinder![159]

Фон Штайн не раздумывал ни мгновения.

– Halten Sie es! Schnell![160]

Первого немца, бросившегося на него, Никита пнул в колено. Следующему швырнул в лицо солому и свалил подсечкой. Увернулся от распахнутых объятий. Ударил с двух рук. Хрустнула кость. Парень почувствовал кровь на костяшках.

– Lebend gefangen![161] – словно плетью стегнул брат Фридрих.