Отрывки из обрывков

Когда кто-то вспоминает, читаешь как откровение. Но автор помнит фамилии, и все-таки проскальзывают домыслы или незнание. Елену Николаевну, нашу классную руководительницу, выгнали не из-за этого представления. Был ужасный скандал по тем временам (сейчас он выглядит детским садом), потому что в нее влюбился ученик Аркаша Домбек. Из-за этого романа ее выгнали из школы, а его со страшным «ай-ай-ай» оставили. Но прелесть в том, что по окончании школы он на ней женился и они счастливо жили вместе полвека. Своей роли в отрывке из «Молодой гвардии» я не помню. Я стараюсь запомнить удачные роли, а эта была, очевидно, не очень.

Январь 1949 года, редакционная статья в газете «Правда» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Это начало кампании, в ходе которой закрыли Камерный театр, выгнали его основателя Александра Таирова и его жену, великую Алису Коонен. Сейчас с гневом вспоминают это трагическое событие в театральной летописи России и последний спектакль «Адриенна Лекуврер», когда зал стоя, по некоторым сведениям, чуть ли не полчаса прощался с Таировым и Коонен.

Прошли годы. Был последний спектакль булгаковского «Мольера» в Театре имени Ленинского комсомола перед тем, как Анатолия Эфроса выгнали с поста главного режиссера. Я присутствовал на сцене в образе Людовика. Не знаю, полчаса или меньше, но зал тоже стоя прощался с этой эпохой Театра имени Ленинского комсомола. Эпизод разгона театра Эфроса стал очередной страницей репрессивной политики в отношении культуры.

Прошли годы. Сегодня председатель общественного совета при Министерстве культуры России Михаил Юрьевич Лермонтов, который не только тезка поэта, но и имеет с ним общих предков, собрался оценить репертуар театров на предмет наличия антипатриотических произведений. Сигнал понятен. Наступаем на те же самые грабли, не делая никаких выводов, – ждем, чтобы прошли годы!

Если боишься всего, то сидишь и ждешь, что будет. А антитрусость моментально проецируется на поступки. Бывает безрассудная физиологическая смелость. Человек бросается на амбразуру, даже когда ее нет.

Есть люди, которые не могут без борьбы. Таким был, к примеру, Эдик Успенский, талантливый человек со сложным характером. Он настолько привык к протесту, что, даже когда с ним не спорили, все равно протестовал. Мы с Марком Захаровым ставили милую музыкальную безделушку «Проснись и пой!». Одним из авторов куплетов был Эдик. Каждый спектакль в то время принимался 157-ю комиссиями, начиная с райкома партии и заканчивая ЦК. А тут еще – биография и имидж Захарова, у которого закрывали почти все премьеры. На сдачу и обсуждение пришел Эдик, что было необязательно для автора нескольких песен. Но он сказал: «Я буду с вами, не волнуйтесь».

Комиссии спектакль дико понравился: «Наконец-то! Как мило, человечно!» В углу сидел Эдик, который, очевидно, ничего этого не слышал, потому что готовился к борьбе. И когда все напоздравлялись, он произнес длинную речь о том, что хватит давить, что так не может продолжаться, что ни одно слово он изменять не будет. Он стал бороться за премьеру, которую восторженно приняли. Когда смелость уже профессия, это подозрительно.

На сцене театра сегодня не курят даже электронные сигареты. Спички и свечи запрещены – свечи должны быть лампочковые. Пить можно чай и – с разрешения правящей партии – пиво, и то только в академическом театре и только персонажам, которые пьют пиво в первый и последний раз. Из пороков не запрещен лишь секс, но тут все зависит от театра. В Малом театре, например, не могут совокупляться голая рота солдат и рота снятых проституток. В академическом театре можно целоваться, но не взасос. Заваливать можно, но не до конца и только одетыми и т. д.

Молодые специалисты не превращаются сегодня в зрелых мастеров или старых гениев. Выращиваем качков для сериалов и будущих покорительниц пляжей Мальдив.

На гребне демократизации и свободы в стране открылось, по-моему, штук шесть-семь театральных школ, каждую из которых создавал какой-нибудь мастер, и выдавались дипломы высшего образования. При этом актеров готовили также ГИТИС, Школа-студия МХАТ, Театральный институт имени Щукина и т. д.

Когда я учился, была железная советская система распределения выпускников. Предположим, студент оканчивает учебное заведение и на него есть заявка в Театр имени Вахтангова с учетом его творческих успехов за подписями худрука и худсовета, которые видят в нем будущее репертуара. Заявка обсуждается ректоратом, и выпускник идет работать в московский театр. Тех, кто оказывался невостребованным после бесконечных показов в театрах, распределяли по заявкам периферии. И если у выпускников не было сильной руки в каком-нибудь министерстве, они брали чемодан и ехали работать на три года без права вырваться куда-нибудь – то есть отрабатывать свое бесплатное обучение.