Отрывки из обрывков

Богомоловское поколение пытается навязать свою эстетику, которая у него есть, как к ней ни относись. Поэтому сейчас, когда образовалась большая плешь в руководстве театров, надо думать в этом направлении, а не искать среди любимых учеников гениев, или хорошо воспитанных людей, или членов «Единой России».

Отрывок 4. Из худруков в президенты

Полтора года просил начальников отпустить меня с поста худрука на вольные хлеба (хотя мучного давно уже не разрешают). Сначала говорили: «Останьтесь, пока подберем что-нибудь путное». Потом: «Извините, ковид, как можно в такой момент бросать родной театр?» Дальше – придумывали, как меня обозвать. Предлагали: «Оставайтесь куратором». Я могу быть – и то с трудом – куратором своих детей, своей семьи и, может быть, своих учеников, но куратором случайного режиссера я быть не могу.

Летом 2021 года послал в Департамент культуры Москвы письмо: «Друзья, 3 июля сего года закончился срок договора моего пребывания на посту руководителя Московского академического Театра Сатиры. Во избежание раздувания уже возникших кривотолков и домыслов спешу сообщить, что 20 лет и семь месяцев я по просьбе труппы и с благословения мэрии вез этот воз. Но 87 лет обнулить не удается. Я благодарю всех за долготерпение и покидаю должность. Конечно, хотелось бы еще появиться на сцене в вертикальном положении, но это зависит от Боженьки и родного департамента, который по-отечески предлагает мне должность президента культуры и искусства». Заглянул в словарь: искусство – художественное творчество; культура – исторически определенный уровень развития общества. Начинаю думать, как быть президентом уровня развития общества.

А если серьезно, если получится серьезно, то всё возвращается на круги своя. Ровно 21 год назад совершенно зеркальная ситуация уже возникала в нашем театре. Валентин Николаевич Плучек, правда немного старше меня нынешнего, действительно стал немощен и плох, и началась осторожная эпопея его замены. Первачи театра и директор уговаривали меня, с подключением главка (Комитета по культуре города Москвы) в лице председателя Комитета Игоря Бугаева и тогдашнего зама Юрия Лужкова – Людмилы Швецовой – «Временно заткнуть эту брешь, пока не подберем чего-нибудь путного». Подбирали 21 год.

И вот опять та же ситуация, с той только разницей, что Валентина Николаевича любовно и осторожно просили уйти, а я это сделал самостоятельно. И началось – «выгнали старика», «затравили мэтра», «с Валентином Плучеком сыграли злую сатиру» и т. д. Пришлось нам с Плучеком по мере сил отбиваться от этой грязи. Прошло много лет, но, чтобы не быть голословным, мне все равно сегодня хочется показать два документа того времени.

И Плучека уговорили, и сделали его почетным председателем художественного совета. Сегодня худсоветы давно отмершее образование и вместо «Председателя совета» придумали мое «Президентство». Я к тому, что, как бы нас, стариков, ни обзывали, сделано это, я надеюсь, из любви и уважения и, как правильно заметил настоящий Президент, когда узнал о моем увольнении, что он понимает, огорчается и надеется, что мой опыт еще пригодится театру. Я тоже на это надеюсь, потому что 63 года служения этому «производству» из биографии не выкинешь.

Бесконечная тяжба с самим собой: уходить – не уходить, работать – не работать… Одни говорят: «Надо умирать на посту». Или: «Лучше всего умирать на сцене, как великие актеры». Другие говорят: «Доживать надо спокойно, в кругу близких». К консенсусу, говоря сегодняшним жаргоном, не приходят.

Я понял, что нужно брать исторические примеры. Рекордсмены по советскому начальственному долгожительству, удержавшиеся во власти даже в сталинское время, – Анастас Микоян и Андрей Громыко. Не знаю, насколько это было везение, а насколько мудрость прохиндеев.

Громыко всегда был осторожен. Он всю жизнь сидел за столами президиумов, и ему завидовали все коллеги, так как он научился спать с открытыми глазами: во время какого-нибудь доклада о достижениях мелиорации спит, а глаза внимательно «слушают». При всех катаклизмах и искривлениях линии партии он оставался на постах, но не выдержал начала перестройки. Сказал, что ничего ему не надо, только машина, помощник и место на кладбище. Как-то, уже после ухода со всех должностей, Громыко смотрел по телевизору происходящее в стране. И он, советский деятель и атеист, сказал: «Слава Богу, что меня там нет» – и перекрестился.

В этой стране давняя хорошая традиция руководить ею из реанимации. При этом со всем большевистским энтузиазмом клеймим и усмехаемся над аналогичными случаями у них.

Вот крайний – президент Америки. Который по древности забывает, сколько ступенек на трапе самолета и как зовут премьера Великобритании (вообще-то даже молодому запомнить, что премьера Англии зовут Боря, – трудно).