Радости не было предела, когда выяснилось, что бард не просто бард, а прославленный Лэтис Артуа. И выступать он собирался с историей о Семи Башнях! Переписанная на новый лад древняя легенда удивительным образом перекликалась с легендами о Семерых, а уж с Ночью Гнева, написанной святым Анкараем, многие видели слишком недвусмысленные параллели. Вся разница была лишь в том, что в Ночи Гнева рассказывалось, как Семеро заточили Неназываемого за его жажду силы, а в Семи Башнях главной фигурой повествования был влюблённый рыцарь, готовый ради своей сеньоры вызвать на бой проклявших её демонов.
– Ты, должно быть, читала эту сказку раз сорок, не меньше? Не надоело ещё? – тихо посмеиваясь, спросил Ардо, но, бегло оглядев зал, сочувствующе вздохнул: – Кажется, все места заняты…
– Но можно ведь постоять у стеночки, – робко возразила я. – А поесть потом, в комнате…
– Погоди-ка, – хитро улыбнулся Раджети и, взяв меня за руку, потащил за собой.
Небольшое возвышение, служившее по совместительству сценой, располагалось в дальнем от входа углу, рядом с камином. Отведённое странствующему сказителю место пока что пустовало, но ближайший столик на пять персон был занят одним-единственным посетителем. Подсесть к нему никто не решался – скорее всего, из-за внушающего опасения вида и тёмной ауры.
– Ньэннец, – весело шепнул чародей, будто для него видеть ньэннцев было делом привычным – не меньше десятка каждый день, вот ей-ей. – Скорее всего, телохранитель.
Я никогда до этого не видела представителей Ньэнна. Отец любил рассказывать про империю нелюдей, которые, несмотря на отсутствие магических способностей, благодаря своим тайным знаниям имели нешуточное влияние на Конклав. Магам приходилось считаться с ньэннцами по многим вопросам, хоть империя старалась и не вмешиваться в человеческие дела лишний раз. Отец говорил, что только увидев ньэннца, я сразу пойму, что это он.
Ньэннец вряд ли был ниже двух метров, но, помимо роста и худощавого телосложения, разглядеть что-либо ещё не представлялось возможным из-за тёмного, чуть блестящего и шелестящего даже на вид плаща, плотно укутывавшего долговязую фигуру. Не-людь сидел спиной к сцене, взирая на забитый посетителями зал двумя парами чуть светящихся из-под глубокого капюшона вишнёвых глаз. В столешницу перед ним был воткнут изогнутый когтем обсидиановый кинжал.
Замерев в пяти шагах, Раджети сложил ладони вместе и медленно, держа спину идеально ровной, поклонился. Головы он при этом не опустил и продолжал смотреть на ньэннца. Стоило тому повернуться, чародей произнёс короткую фразу на странном, щёлкающем, но при этом довольно певучем языке.
– Ты знаешь нашу речь, – довольно прошипелявил не-людь. – Могу я знать имена, которыми вы связаны?
– Моё имя Арьин. А это моя сестра, Кель.
Насколько я помнила из рассказов отца, народ Ньэнна не любил, когда люди коверкали их язык, однако из принципа делали вид, что не понимают человеческий. Если уж ньэннец переходил на какой-то из общих языков, значит, он оценил то, как с ним завели разговор на его наречии. А ещё это значило, что Ардо говорил на ньэннском практически без акцента. Хотя, маг же сам заявлял, что уметь надо если не всё, то очень многое…
– Садись, именем Кель связанная, – наклонившись вперёд, не-людь обозначил поклон кивком головы. – Садись, именем Арьи-ин связанный. Будьте гостями моего сердца.
Постаравшись не глазеть совсем уж откровенно, не сразу сообразила, что, судя по приглашению ньэннца, первой занять место за столом должна была я, и только потом – чародей. Раджети не торопил, давая спокойно воспринять происходящее и всячески делая вид, что остался стоять он не просто так. Служанка, которая, без сомнения, прекрасно видела махающего ей Ардо, в свою очередь делала вид, что у неё есть дела куда важнее, чем обслуживание столика с не-людью за ним.
– Люди забавные, – едва различимо рассмеялся ньэннец. – Всё ещё боятся нас.
Словно пытаясь доказать обратное, я заняла место по правую руку от него, хотя изначально на это место метил чародей. Ньэннец уставился темнотой капюшона на меня, и лишь каким-то чудом нашлись силы не отводить взгляда. Снова рассмеявшись, ньэннец дёрнул плечами.
– Ты хорошо говоришь на коссэльте, – не смог не отметить Ардо, продолжая тщетно пытаться привлечь внимание служанки.
– Я храню того, кто носит имя Лэтис. Моё сердце у него. Человек настоял, чтобы я выучил его язык, если хочу вернуть сердце.
– Он украл ваше сердце? – невольно вырвалось у меня. – Как вы можете жить без сердца?
Ньэннец откинул полу плаща в сторону, и длиннопалая рука – одна из четырёх имеющихся – потянулась к моему лбу. Как зачарованная смотрела на тёмную эбонитовую кожу, пока Раджети вдруг не схватил не-людя за кисть.
– Я могу жить без сердца. Ты тоже можешь жить без сердца, – безэмоциональным тоном заявил телохранитель, обратно закутываясь в плащ. – Лэтис спас мою жизнь. Сердце за сердце, я обязан служить ему, пока не верну долг.
– Он дал тебе имя? – вдруг спросил Ардо и продолжил говорить уже на ньэннском наречии.