- Не хотел ты видеть мои картины, отец. И не знал, что, боясь участи прародителя Тара, вначале нарисовал я себя. Ты говоришь, Дио любит убивать живое? Я любил его создавать. Я умел возвращать ушедшее. Не ты ли выдал меня в Авею? Не ты ли проклял мои руки, пожелав им отсохнуть? В темноте авейских застенков нет нужды в красках. Серым по серому можно чертить, камнем по камню. Короток век городских жителей, многих стражников видел твой сын, многих успел нарисовать. Далека деревня от Авеи, не скоро доходят сюда вести. В стране новый правитель. Тот, что восстал из мертвых и вернулся в этот мир, принеся в него хлыст и петлю. Тот, что показал ушедшим дорогу обратно. Когда-то он умел дарить жизни, теперь - научился их отнимать. Выйди во двор, распрями хоть раз в жизни спину, подними голову. Солнце вот-вот коснется зенита. Может быть, позовем Нэю прочитать твою тень? По дороге сюда мы наведались к старой запруде, отец. Мой хлыст расколол упавшие с неба камни. Все, кроме одного. Знаешь, что на нем нарисовано?
"Какие яркие у него глаза, - думал Эно. - И какие... холодные. Непроницаемые. Как сок тростника. Как краски в плетеном туеске". А вслух не вымолвил ни слова.
***
К вечеру, когда перестали кружить над деревней серые авейские стражники, догорел новый дом Эно Ли и стихли в нем непонятные крики, собрался народ там, где раньше была запруда, дивясь на рассыпавшиеся в синевато-черную пыль небесные камни. Лишь один по-прежнему стоял, возвышаясь над увядшими обрывками горьких лиан. И смотрело с него на освободившуюся реку безмятежно улыбающееся лицо. И только красавица Нэя Рин слышала, как стонал под ударами клюки разноцветный тростник. Только она знала, что даже в самое жаркое лето не будет у этого камня полуденной тени.
2006