Оцепеневшие

– Остроумно. Впрочем, не хочешь, не отвечай. Но знай, утонуть – самое неприятное.

– Достал ты меня уже этой фразой.

Он говорит, и я понимаю, что он почему-то прав. Я чувствую, что уже боюсь воды. Будто я много раз тонул в прошлых жизнях, и какая-то часть моего сознания помнит те события.

– Хочу умереть, – продолжает Киря.

Он говорит, что он всесилен. Может все на свете, кроме умереть.

– Но зачем? Что может так сильно не устраивать подростка, у которого все есть, что он готов покончить с собой?

Киря говорит, что не может, как он выразился: «Не могу управлять человеческим сознанием». Все другое его не интересует, и поэтому ему хочется покончить со всем. Говорит, что не в силах больше терпеть.

Я понимающе развожу руками. Мол, и сам с такой проблемой сталкиваюсь изо дня в день. Мол, тоже бесит, что не могу управлять сознанием.

– Ни своим, ни чьим-либо еще. Не могу. И что? Надо дальше жить, – пытаюсь как-то подбодрить паренька.

Что в таких случаях надо говорить?

– Мы не живем!

Кто его знает, наверное, надо что-то говорить в ответ. Нужно как-то позволить мелкому выговориться. Он же явно позвал меня не просто так. Ему нужна помощь.

Я прошу – расскажи, что тебя беспокоит.

– Для начала. Скажи, – Киря говорит и словно готовит меня к чему-то, предлагает сесть, – ты когда-нибудь слышал о стадиях принятия смерти?

Говорю, слышал где-то что-то.

– Это из психологии вроде.

– Есть такой доктор. Вернее, была. Кюблер-Росс. Книга «О смерти и умирании» ни о чем не говорит? Не читал?

Я люблю читать. Много читаю. Разное там. Но не труд доктора об исследовании смерти.

Смеюсь.

– Естественно, читал, а как ты думал. Моя прикроватная книга. Наизусть знаю, увлекательнейший сюжет.

– Зря смеешься. – Прыщавый продолжает рассказ.

Он говорит, что в тысяча девятьсот каких-то там годах в Цюрихе родился человек. Девочка. Выросла талантливым ученым. Психологом. Исследовала околосмертные переживания.

– Короче, придумала одну концепцию.

Киря говорит, что доктор решила помочь умирающим. Обещала, мол, что после смерти все снова станут полноценными. Слепые вновь увидят, глухие смогут слышать, калеки избавятся от увечий.

– Полное избавление. Понимаешь?

Я больше не киваю. Закуриваю вторую. Хорошо, что темно и пацан не видит выражение моего лица.

Всякие заботы, продолжает он свой рассказ, работа, например, такси твое, дом. Все это не так уж важно. «Там» все это совершенно не важно.

– Поверь.

К чему мелкий клонит?

– Доктор была не так далека от действительности, – продолжает Киря. – Ты в этом скоро убедишься.

Что это значит? Не собирается ли он попытаться убить меня?

Кирилл словно прочитал мои мысли.

– Не бойся. Что ты. Двусмысленно прозвучало. – Он смеется. – Не бойся, я просто пытаюсь подготовить. Подготовить тебя. Как тут выразиться поточнее? К информации.

Я и не боюсь. Пусть я не силач, но уж с ребенком-то я справлюсь. Не боюсь, но на всякий случай немного отхожу. Встаю поудобнее, готовлюсь к драке. Вдруг он вооружен. Если вытащит нож, отскочу за дерево, там схвачу какую-нибудь палку, отобьюсь.

– Да не собираюсь я нападать. И нет у меня оружия. – Он словно опять читает мои мысли.

Как ему это удается?

– Кюблер-Росс не верила в смерть, – продолжает Киря, считала, что это лишь переход в другое состояние. Иное, качественно лучшее состояние. Она верила в загробную жизнь.

Кирилл тяжело вздыхает.

– И знаешь что. Трудно не согласиться с доктором, особенно когда можешь убедиться лично. Загробная жизнь существует.

Я слушаю.

Сигарета в зубах. Кулаки на всякий случай сжаты. Держу ногу «заряженной», готов ударить в ответ в любую секунду. Слушаю, молчу, слежу за его движениями и изредка киваю.

Кирилл выжидает паузу. Дает возможность ответить. А я молчу, готовый ко всему.

– Как ты относишься к смерти? Веришь в рай или ад?

Я не отвечаю.

– Можешь и не отвечать. Я и так знаю. – Он машет рукой. – Не суть. В общем, она наблюдала за пациентами, которым сообщали смертельный диагноз.

– К чему ты ведешь?

– Ни к чему. Просто ты должен знать, чего ждать. Предупрежден – банкой вазелина вооружен.

Он смеется над своей глупой шуткой. А мне надоело ждать и слушать его бред.

– В итоге доктор Кюблер-Росс сформулировала пять стадий. Отрицание. Гнев. Торг. Отчаяние. Принятие.

– Можешь прямо сказать, чего ты меня позвал?

Он игнорирует вопрос, продолжает свой рассказ. Он говорит о докторе с такой лаской и трепетом, словно был с ней лично знаком.

– Умирающий проходит все пять стадий. Не обязательно в таком порядке, как она описала, но все пять. Тут без вариантов. Чтобы принять, нужно пройти их все, одну за одной. Пережить.

Прыщавый медленно приближается ко мне. Я стою, не двигаюсь. Не хочу, чтобы пацан решил, что я его боюсь.

– И запомни! – Киря переходит на шепот. Его глаза поблескивают в темноте, а руки дергают меня за рукав. – Не до конца пережитая стадия мешает принятию.

Он повторяет по слогам прямо мне в ухо: «При-ня-ти-ю».