Оцепеневшие

Я киваю головой и улыбаюсь. Вот теперь, кажется, я догадался. Понятно. Теперь-то до меня дошло. Этот мелкий решил травить страшилки у костра. Как мы в детстве, сидя на кровати с фонариком у лица. Смешно. И как я сразу не понял? Издевается, говнюк, скучно ему.

– Я не человек. – Он отпускает меня и разводит руками.

Угу, я снова киваю. Зомби с прыщами.

– Живой мертвец. Но не зомби.

Мне не по себе, когда он так. Он словно на самом деле умеет читать мысли. Каждый раз знает, о чем я думаю.

Странный он.

– И ты больше не человек. И девчонка. Но я тебе об этом уже говорил.

Закуриваю еще одну. Прикуриваю от бычка.

– Ой, боюсь-боюсь!

– Не смейся. Сейчас будет трудно. Но, постарайся услышать и понять.

– Расскажи лучше еще раз страшилку про утонувшего мужика. Новая сказка твоя скучная и неинтересная.

Он не обращает внимания на мои издевательства. С серьезным видом четко отчеканивает каждое слово. Делает паузы между фразами:

– Земли больше нет.

Смотрит, следит за моей реакцией. Я подмигиваю и выдуваю дым, киваю – продолжай.

– Не существует ни-че-го.

Вот здесь могу согласиться. Ничего у меня нет. Съемная квартира, куча долгов, документы у полиции, и машина в кювете спрятана под ветками.

– Вам обещали конец света? И он произошел.

Мне даже смеяться не хочется, настолько жалким выглядит пацан. Он на самом деле верит в то, что говорит? Ему кто-то промыл мозги. Может, он удрал из какой-нибудь секты, прихватив с собой их сбережения.

– Никто не заметил, а это случилось.

Он делает паузу. Ждет.

Мне нужно что-то ответить.

– Киря, ты хочешь сказать, нам всем армагеддец наступил? Все кончено и нет надежды на спасение?

– О каком спасении ты говоришь? Все, что видишь вокруг, лишь твое, и мое, и ее, – он кивает в сторону спящей у костра Сони, – лишь наше сознание. Мертвое. Мираж. Выдумка, которая несется по инерции.

– А. Ну тогда понятно.

– Мы «доживаем» по привычке. Пойми.

Стоим в тишине. Очередная сигарета заканчивается.

– Хорошо. Пусть так.

Пацан смотрит в небо, грустно так вздыхает и продолжает размеренным тоном:

– Планеты нет. Лишь сознание несется.

– Понимаю. Только не нервничай.

– Нет, ты не понимаешь. И не веришь мне.

– Давай короче. – Отодвигаю прыщавого в сторону и возвращаюсь на поляну. – Ты тут пофантазируй еще, а я спать, пожалуй.

– Не веришь?

– Да ты сам послушай, как глупо звучит твоя сказка. – Не оборачиваюсь, пытаюсь разглядеть, куда поставить ногу, чтобы не споткнуться. – Когда планета погибла? Что тогда у меня под ногами? – Я топаю, трава шуршит, и что-то хлюпает снизу.

– Ну на вопрос «когда» я знаю ответ, – не дает договорить мне Киря и веселеет на глазах.

Он уверен, что сейчас меня убедит в своей теории.

– Отпраздновали миллениум?

– Ну и?

– Очередной год начался?

– Обычный, ничем не примечательный. Просто перевернул страничку календаря и вышел на работу утром.

– Не просто. Не очередной. Пресловутый «парад планет». – Он разводит руками и делает ртом звук пердежа. – Все. Финиш. Конец света наступил. Планеты выстроились.

С фантазией у него – дай бог каждому. Будь я лет на двадцать моложе, наверное, испугался бы.

– У нас нет тел, – продолжает он своим загробным тоном. – Мы не дышим, не едим, не пьем.

– Зато срем, – перебиваю малыша, потягиваюсь и зеваю.

– Ты увидишь. Я покажу. Пока сам не потрогаешь, не убедишься.

Ладно, думаю, лучше промолчу. Иначе это не закончится, до утра буду слушать.

– Сам поймешь. Если захочешь.

Он еще долго что-то рассказывает. Но я не слушаю. Сижу у костра, наблюдаю за искрами. Паренек все шепчет-шепчет. Убаюкивает.

– Мы не люди. Мы не живем, – говорит Киря, и я засыпаю.

* * *

Пятница. Для таксиста прекрасное время. Начинается чес. Тьма заказов, деньги рекой.

Я всегда стараюсь с четверга выспаться получше. К выходным нужны силы. Четверг – мой законный выходной. Тем более я заранее знал о «спецзаказе».

Спецзаказ – это своего рода джекпот для таксиста. Значит, дальний рейс, значит, один заказ, зато какой.

В эту пятницу везу компанию охотников, как я таких называю – охотники-белые-воротнички. Ружья у них, естественно, имеются, униформа по высшему разряду, манок на утку, арсенал спиртного. Вот только не умеют ни черта белые воротнички.

Стою у подъезда.

Выходят натуралисты. С ними идет опытный, завсегдатай лесов и болот, красноносый егерь. Уж он-то знает, где бродить, на кого охотиться и как правильно пить.

– Одежда?

– Есть.

Егерь зачитывает, проверяет и вычеркивает из списка.

– Рюкзак для вещей?

– Есть.

Он складывает рюкзаки в мой багажник. «Вежливый и услужливый». Я хочу помочь, но красноносый, от которого доносится запах перегара, отстраняет меня, мол, «что я, сам не управлюсь? Я, по-твоему, баба?».

– Ружье, чехол для ружья? – вычеркивает. – Вижу. Экстрактор? – вычеркивает и перелистывает. – Патроны, патронташ?

– Есть.

Они повторяют, припевают «е» в слове есть.

Проверяет у каждого нож, и чтоб обязательно с чехлом. Белые воротнички демонстрируют тесаки, заточенные до бритвенной остроты.

– Что, ребятки? Компенсируем размер в штанах? На хер вам такие огромные сабли? – Егерь смеется.