Оцепеневшие

Хочу мороженое. Вернее, не сам пломбир, хочу подойти к продавцу попросить товар, пообщаться.

Приближаюсь к киоску.

– Можно мне пачку вон того печенья, бутылочку без газа и два шарика мороженого.

Продавщица выполняет заказ, а я старательно маячу перед ней часами. Ну заметь ты, е-мое, посмотри, удивись, восхитись. Хрен.

Словно зомби, словно машина, женщина цепляет руками товары и протягивает мне.

– Спасибо. – Вместо денег пожимаю ей руку, улыбаюсь, и она уверена, что я расплатился.

Кирилл подходит, вынимает из кармана деньги, кладет на прилавок и смотрит на меня. Совестливый нашелся. Смотрит и говорит, не дай бог я еще раз так сделаю.

Говорит, мы не должны так поступать с окружающими. Говорит, чтоб я не заставлял его жалеть, что он всему нас научил.

Возвращаю покупки в киоск и добавляю к его деньгам еще стопку сверху. Пусть женщина порадуется. У нее сегодня счастливый день.

– Давайте скорее. Я устала нас скрывать.

Сворачиваем за угол.

Часть улицы загорожена, ведутся ремонтные работы на дороге. Шумит техника, люди в оранжевых жилетах и касках засыпают ямы, кладут асфальт и красят белые полоски.

– Соня, не ной. Скажи спасибо своему другу. Захотел повыпендриваться.

– Вот пускай сам тогда и работает. – Она косится на меня. – Я с удовольствием просто прогуляюсь.

– Нет. Я так не умею. На несколько минут могу внушить иллюзию, одному, может – двоим. Но чтоб толпе – это ты у нас специалист.

– Тогда хватит всякую хрень творить, давайте уже дойдем куда-нибудь.

– Я одного никак не пойму. Зачем нам скрываться? – Я кричу, стараюсь перекричать гремящую технику. – Мы, мягко сказано, боги в этом мире. Что нам может помешать или навредить?

Отбойный молоток то гремит, то смолкает, отчего моя последняя фраза звучит комично. Меня то не слышно, то ору обрывки слов.

Но, по-видимому, меня расслышали.

Мой вопрос волнует и Соню, я в этом уверен. Она ждет, что ответит Кирилл, но делает вид, что и так все понимает, что среди нас я один дурачок.

– А? – Молот смолкает, и я как идиот ору на всю улицу.

– Че орешь?

Кирилл останавливается, смотрит мне прямо в глаза, похоже, собирается проникнуть в мое сознание и прочесть мысли. Я против, стараюсь не позволить и начинаю убалтывать.

Нужно переключить его внимание. Здесь главное – отвлечь. Каким бы опытным и сильным ни был прыщавый, считать сознание – требует большой концентрации.

– Нет, ну серьезно. Кирилл, Соня, мы же всесильные. Что могут обычные люди против нас?

– Могут. Поверь.

Соня кивает, мол, да-да, могут. И что ты киваешь? Ни хрена не понимает, но поддакивает. Вот натура…

Кирилл тем временем оставляет попытки меня прочитать, делает глубокий грустный вдох, который случается от неприятных воспоминаний, и начинает рассказ.

Говорит, отдельный человек нам не страшен. Даже десять, даже сто – нипочем. Но лезть на рожон – значит бросить вызов системе.

– Это опасно.

Говорит, ни я, ни Соня, ни даже он сам не сможем противостоять системе. Нашу троицу сметет, как пылинку под колесами асфальтоукладчика. Он говорит и показывает на гудящую в конце улицы группу ремонтников, латающих выбоины.

– Сам себе противоречишь, – смеюсь я. – Даже если схватят. Что нам могут сделать? Убить? Так мы все мертвы. Забыл?

Кирилл поднимает металлический прут, кусок арматуры и со всего размаху бьет меня между ног. У меня в глазах темнеет. Я складываюсь пополам. Слезы стекают по щекам, капают на землю.

Кое-как проморгался, перед глазами тротуар, валяется окурок и та самая железяка. Вижу ноги Кирилла и Сони. Они удаляются, идут к припаркованной машине. Садятся. Прыщавый заводит мотор и зовет меня.

– Видишь? Есть вещи и похуже смерти. И это не самое страшное, что сделает с нами система, если попадемся.

Я сажусь за руль, пристегиваюсь. Странно, но я совершенно не злюсь. Боль прошла. Даже нет желания дать мелкому затрещину.

Соня не смеется. Обычно, если мне плохо, она довольна, но не в этот раз. Похоже, она все равно не поняла, что имеет в виду прыщавый. Не поняла, но слова Кирилла ее напугали.

– И вы не надейтесь, что будут пытать или калечить. – Он говорит с такой грустью, я не знаю, что с ним приключилось, но уже сочувствую. – Все гораздо хуже…

Ладно, думаю, скрываться, значит, скрываться. Тем более это обязанность Сони.

– То есть ты хочешь сказать, что взять бесплатно бутылочку воды – преступление, а угнать чужую тачку – вполне себе? – говорю как ни в чем не бывало. Стараюсь уйти от темы.

– Я ее не угнал.

Кирилл благодарно смотрит на меня через зеркало. Рад, что не пришлось погружаться в горькие воспоминания.

– Не угнал? Одолжил?

– Все проще. Она моя.

Врет и не краснеет.

Но мне плевать. Я соскучился по рулю, по рычагу передач. Блин, коробка-автомат. Что за непруха? Не мог, что ли, на механике спереть? Все эти коробки, роботы, вариаторы и прочие автоматизированные штуки – для слабаков. Я же профессиональный водитель. И я должен довериться бездушной железяке? Она сама решит, когда и что переключать?

– Почему автомат? Сложно было механику раздобыть?

Киря не отвечает.