Отщепенцы

– Разберемся, – неоднозначно ответил он и вышел.

Не откладывая реализацию задуманного решения, Ростовских уже на следующий день съездил в город, купил нужные материалы и принялся за работу. Он потратил весь день на утепление углов, срезая подгнившие участки дерева, конопатя их мхом и паклей. Главное – убрать щели, чтобы не сквозило. К вечеру он доделывал лишь второй угол. Он рассчитывал управиться поскорее, но сестра Екатерина, что готовила обед, настояла на том, чтобы он откушал с ними. Его накормили грибным супом и сытным мясным пирогом.

Он уже закруглялся, когда в коровник вошла София, ведя за веревку грузную, массивную корову. Ян испытал некоторую неловкость, оказавшись с ней наедине, после того жаркого сна с откровенным подтекстом. Он трудился в углу коровьего стойла, куда сейчас направлялась София. Встретившись с ним взглядом, она подарила ему самую чудесную улыбку на свете, даже не догадываясь, о чем тот вспоминает при виде ее.

– Бог в помощь!

Ростовских криво улыбнулся, вспомнив их первую встречу, начавшуюся такой же фразой.

– Спасибо. Пора освобождать место?

– Не спешите. Я могу подоить ее здесь. И потом, овечьи стойла пустые, могу и в них ее загнать.

Привязав животное к перегородке, девушка скрылась. Чуть позже вернулась с ведром и кувшином, который предложила Яну:

– Это вам. Вы любите молоко, я помню. Оно свежее, утреннее.

Ростовских принял из рук девушки кувшин и медленно пил, наслаждаясь вкусом, наблюдая за действиями Софии. Она поставила низенький табурет возле коровы, уселась на него и тщательно омыла наливное вымя водой из ведра. Потом принесла ковш, куда сдоила первые струйки молока. Затем поставила ведро-подойник и приступила к самой дойке.

Ян смотрел на ее спокойное, безмятежное лицо с гладкой кожей и вспомнил, как касался его. Взгляд переместился на полные губы и обрывки сна яркими вспышками напомнили, какое невообразимое удовольствие он получал, целуя их. Потом вспомнил об уточняющих вопросах, что хотел ей задать за конкретно ее монастырскую жизнь.

– Давно ты живешь такой жизнью?

София кинула на него взгляд, мол «какой такой»?

– С детства.

– За какие такие заслуги родители отправили тебя постигать духовные истины?

– У меня нет родителей, – чуть замешкавшись, призналась девушка. – Сначала росла в приюте при храме Вознесения. Теперь несу послушания здесь.

– Но ты еще не монахиня? – с надеждой спросил он.

Она улыбнулась:

– Нет. Только Матушка-настоятельница может решить, готова ли сестра принять постриг. Для этого она проводит беседы по вечерам со всеми и реже – с каждой по отдельности.

– И от чего зависит ее решение? От возраста? – Ян вернулся к прерванной работе, допив молоко, но Софию из поля зрения не выпускал. Девушка продолжала мягко и уверенно работать руками. Корова расслабилась, и казалось, вот-вот уснет.

– Это далеко не основной критерий. Не все сестры в нашем монастыре монахини, хотя отреклись от мирской жизни давно и по возрасту подходят. Пострижение никогда не бывает быстрым процессом. Человек должен полностью все обдумать, все хорошенько взвесить, твердо отдать себе отчет в своих действиях и только тогда принять решение о постриге. В этом ему помогают ступени становления монахиней: самая первая – послушание, затем – рясофор, и только потом постриг. Бывает, на это уходят долгие годы, за которые человек привыкает к духовной жизни.

– А вернуться обратно в мирскую жизнь можно?

– Можно, но редко кто возвращается. Вернуться в жестокий мир очень трудно. Когда сестры годами живут на полном пансионе, без заботы о зарабатывании на хлеб насущный, то после монастыря, как правило, становятся несчастливы, попадая в серую рутину повседневности, захлебываясь мирскими проблемами и заботами.

– Почему ты выбрала для себя такую жизнь? – подобрался к главному Ростовских.

– Не могу сказать, что это я ее выбрала, скорее наоборот. Я с детства расту в такой среде, другой жизни не знаю, – рука Софии дрогнула, причинив животному ненужную боль, отчего корова вскинулась и жалобно замычала. Девушка успокаивающе погладила ее бок.

– И не хочешь узнать? Неужели не интересно, что ожидает за стенами монастыря?

– У меня никого нет. За пределами монастыря я останусь совсем одна, без семьи, – она снова дернула за сосок. Корова возмущенно повернула к ней голову. София погладила ту по носу, как бы прося прощение.

– Получается, чтобы выйти отсюда, тебе не хватает сильного стимула? – продолжал допытываться Ян. София закончила, отвела корову в другое стойло, убрала за собой табурет. Взяла ковш и ведро и напоследок обернулась, посмотрела на Яна прямым, тяжелым взглядом, и тихо сказала:

– Мне хватает сильного стимула, чтобы не возвращаться туда.

Глава 10