* * *
Ростовских законопатил все углы и активно занялся устранением прорех в крыше на чердак – вот-вот должны привезти сено. Дни закономерно становились тусклее и холоднее. Он обшил утеплителем вагончик и установил радиаторы. Матушка-настоятельница предложила перевести его немногочисленную живность в коровник перезимовать в тепле. Туда же постепенно возвращали овец с пастбищ. Каждый день кто-нибудь из сестер приводил в коровник по несколько голов. Всего Ян насчитал больше тридцати вместе с приплодом. Решено было заколоть баранов, которых остригли за месяц до забоя, чтоб они успели обрасти только небольшим количеством шерсти, оставив суягных овец. Помимо них, за лето наплодились пернатые, из которых также отправятся под нож самцы. Корову молочной породы монастырь приобрел только в этом году уже стельную, приплод ожидается весной, а потому ни о каком забое и речи не шло. Таким образом, выходило, что и на столе мяса прибавится и на корм для скотины расходы сократятся. По уму вели хозяйство тетушки.
Ростовских съездил в город, проштудировал литературу по забою мелкого копытного скота и птицы, и теперь был готов к своей кровавой миссии. Теоретически. Он получил добро заняться этим после починки крыши. Больше он не метался по всему зданию в поисках игуменьи. Во-первых, она сама наперед благословила его на любые работы, которые он посчитает нужным провести, полностью положившись на его знания и опыт. А во-вторых, он и так видел ее каждый день за обедом, куда непременно его приглашали. По началу, он пробовал отказываться, чувствуя себя каким-то нахлебником, но его быстро разубедили в этом ошибочном мнении, представив ту скромную трапезу, что он делил с сестрами, как благодарность за его бескорыстный труд. «Вы посланы нам Господом для защиты, заботы и поддержки» – любили говорить они. Первое, конечно, вызывало у Яна спор, но он давно понял, что переубеждать их в чем-то – себе дороже. «Это есть промысел Божий» – на все один ответ. Вот как тут поспоришь? Кроме того, его коза и куры, которые теперь жили в монастырском коровнике, тоже вносили свою лепту в общий котел пищи для стола.
Всех устраивал такой расклад. Ян пробуждался к заутрене – от звона колоколов хочешь – не хочешь, проснешься, завтракал омлетом и свежим козьим молоком, которое по утрам доил сам, пока сестры молятся. Весь день трудился с перерывом на обед, при необходимости мотался в город, и вечером уходил в свой вагончик. Сны с эротическим подтекстом нет-нет, да и мучили его по ночам, но ни одна живая душа не знала об этом. Несколько раз, во время пребывания в городе, он снимал девочку. Та удовлетворяла его орально прямо в машине и слабый отголосок той умопомрачительной разрядки, что чудилась ему во сне, он все же получал.