Ян переместился наверх и накрыл ее губы своими, дав ей попробовать свои же соки. Это завело его еще сильнее. Придерживая за ягодицы, он медленно вошел в ее влажное тесное лоно. Крошечная боль от проникновения, которая тут же прошла – ничто, по сравнению с опустошающей негой, что затопила ее.
Ян за бедра поднял ее ноги выше и закинул себе за спину. Запрокинул их сцепленные руки ей за голову и стал врываться в нее снова и снова. С ней он становился неуправляемым, несдержанным. Кровать ходила ходуном. София сцепила ноги за его спиной, ее груди покачивались в такт его мощным толчкам. Горящими глазами смотрел на нее – страсть лицо искажает, глаза закрыты, а рот приоткрыт, губы влажные, зовущие, и дыхание рывками вырывается из груди в такт его движениям. Вся для него – покорная, послушная, отзывчивая. Его девочка, только его. Он задвигался быстрее, выжимая себя без остатка. Зажмурился, откинул голову, и даже не застонал – зарычал сквозь стиснутые зубы от ударившей в голову нирваны. Такого мощного, опустошающего, бесконтрольного оргазма он даже представить не мог.
Глава 19
Ростовских проснулся с пением сраного петуха, что завели послушницы, дабы восполнить поголовье пернатых. Он уже давно подстроился под график жизни монастыря, утро которого начинается часов в пять утра со звона колокола, но петух летом пел еще раньше. И все бы ничего, но учитывая прошедшую бурную ночь, он надеялся поспать чуть подольше. У него непроизвольно растеклась по лицу блаженная улыбка при одном только воспоминании о брачной ночи. Малышка оказалась очень горячей и ненасытной в постели, хотя с виду скромняга скромнягой. Вымотала его вчера только в путь. Как чухнула ранним вечером, какое удовольствие они могут дарить друг другу в постели, так и налегла, как обезвоженный к источнику. Далеко за полночь она сладко уснула, обессиленная. Ян и не думал жаловаться, потому как сам не уступал ей в жадности до ее тела. Словно изголодавшийся дорвался до нее: целовал, пил сочные губы, ласкал идеальное тело, бархатную кожу, заводил ее, распалялся сам, и слетал с катушек каждый раз, когда кончал.
Петухи петухами, а «мужское» утро дает о себе знать, к тому же память так услужливо напомнила яркие эпизоды ночи. Он перевернулся, чтобы обнять Софию, но рука прорезала воздух и опустилась на одеяло. Утреннюю негу, как рукой сняло. Рывком сел и растерянно заморгал – неужели приснилось?! Пару секунд тупил, затем перевел пространный взгляд на правую руку – кольцо вот оно, на пальце, и задышал свободнее, легче – не пригрезилось. Огляделся – в доме ее нет. Широко зевнул, растер ладонями лицо, взъерошил волосы, мысленно пообещал запевшему петуху скорую смерть и лениво вытащил свое не отдохнувшее, но вполне сытое тело из недр кровати. Надел одни джинсы, взял сигареты и вышел на крыльцо.
Софию он увидел сразу – она прибирала летний птичник. Возле нее крутились несушки, гораздо больше тех пяти, что он когда-то взял, и петух. Вот этот самый петух и горланил спозаранку под самыми окнами! И откуда он взялся?! Неужто птички набежали за угощением? София трудилась в простом платье василькового цвета, длиной чуть ниже колен и рукавами три четверти. Опоясывал его белый поясок, ленточка в цвет на голове убирала волосы с лица, которые сегодня свободной косой лежали на спине. Она была в рабочих рукавичках и в фартуке. Пастуший пес дремал неподалеку.
Словно почувствовав его взгляд на себе, она обернулась и подарила ему такую улыбку, ради которой он готов совершать подвиги. Отложила рукавицы, сняла фартук и направилась к нему. Серые глаза ласкали ее босые ступни, тонкие щиколотки, изящные икры и как рентген просвечивали одежду, поднимаясь выше. К тому времени, как она подошла, взгляд поднялся к ее лицу, и расплавленное серебро глаз с головой выдавало его мысли. София смутилась и потупила взгляд, сцепив руки перед грудью:
– Доброе утро, Ян. Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, я не слишком… – запнулась и зарделась еще больше.
– Утомила меня ночью? – угодливо подсказал он, умиляясь ее стеснительности. Куда подевалась ночная хищница? Что за перевоплощение? – Я не жалуюсь и готов повторить хоть сейчас. – За руку притянул ее к себе на крыльцо, обнял за спину и приподнял лицо за подбородок, – перестань краснеть. Мы будем заниматься любовью так часто, как нам захочется, и это не повод стыдиться. Ничего порочного в этом нет.
– Да, ты прав. Просто… это ново для меня. Дай мне немного времени, и я привыкну.
Он накрыл ее губы легким приветственным поцелуем и с удовольствием отметил, как она, привстав на носочки, потянулась к нему.
– Если ты не будешь больше спать, то я, с твоего позволения, поставлю пирог, тесто для которого предупредительно приготовила сестра Дарья специально для нас. Ты пока попей молоко, – она указала на кувшин со стаканами, что стояли на крылечном столе, накрытый от насекомых легкой тканью.