Отщепенцы

Рассвело. Она замерзла и сильно хотела пить, но не останавливалась. Внезапно лесную зону прерывала узкая серая автомобильная дорога. Издалека приближалась машина и надо бы перебежать дорогу и спрятаться, но девочка окончательно выбилась из сил. Шагнув на асфальт, она споткнулась на ровном месте и упала. Сейчас ее переедет машине и все закончится. Уже скоро. Звук мотора все ближе. Еще чуть-чуть…

* * *

– В той машине ехал отец Арсений. Он возвращался в храм святой Екатерины. Должно быть, я выглядела устрашающе в разодранном платье, с чужой кровью на всем теле, со сбитыми в кровь ногами и пистолетом в руке, но он не оставил меня умирать на обочине, подобрал и увез с собой. Он выходил меня и определил в православный детский приют при храме, где он служил. Я так и не говорила ему, что со мной произошло, а он не выпытывал, только строго настрого запретил мне говорить с незнакомцами – правило, которое было обязательно для меня долгие годы, видимо из соображений безопасности для меня же. Я тогда вообще долго не разговаривала, молчала несколько месяцев. Очень медленно, постепенно психика восстанавливалась в окружении любящих и заботливых людей.

София в очередной раз остановилась перевести дыхание. Она рассказывала о своем чудовищном прошлом от начала и до конца впервые в жизни. Сидела прямая, как палка, напротив Яна и глядела ему в глаза тяжелым взглядом. Он ловил себя на мысли, что ее рассказ слышится, как кошмарный сон. Чертовски затяжной, гнетущий, от которого просыпаешься в холодном поту сон, но это ее реальность. Давно прошедшая, но самая настоящая ужасающая реальность!

Захар, отошедший к окну, ошарашено смотрел на Софию, почти не мигая. Уже которая сигарета, позабытая в руке, обожгла пальцы огоньком. Он поморщился и отбросил окурок. Во время ее рассказа, он нервно прикуривал и напрочь забывал об этом, погрузившись в беспросветно мрачное повествование девушки. У него холод по спине полз от кошмарных испытаний, выпавших на долю маленькой десятилетней девочки.

Они вернулись в гостиницу еще затемно, проехав через аптеку. Ян кое-как смыл с себя кровь и пот, и Захар туго перевязал его переломанные ребра. Понятно ни о какой больнице и речи не шло – там докопаются, откуда травмы, а по характерным повреждениям легко понять, что получены они не в уличной потасовке. Дальше по цепочке может дойти до расследования, а там и до причастности Софии к убийству. Этого уж он никак не мог допустить.

В номере она закуталась в покрывало, не имея другой одежды, и поначалу как будто чуралась его, глаза отводила, словно стыдилась, чувствовала свою вину перед ним, за что только – Ян пока не въезжал. Она рассказывала все по порядку, а он, скрючившись, сидел в кресле и с ужасом переваривал услышанную информацию. Смотрел на Софию и не верил, не мог поверить своим ушам! Он считал, в колонии творятся зверства и бесчинства. Три ха-ха! Да в сравнении с леденящей кровь историей этой девочки, он прохлаждался в пансионате!

– Я так понял, что этот гнида и тот Хозяин из особняка – один и тот же тип? – уточнил Захар, прочистив горло.

– Да, – София перевела на него отрешенный взгляд.

– Но как он нашел тебя?

– Не так давно я подала милостыню просящему и сказала, что он всегда может обратиться за помощью и поддержкой в наш монастырь. Как меня предупреждал Ян, – она снова в упор посмотрела на него, – он оказался шестеренкой в общем механизме черного бизнеса, и когда сдавал выручку, проговорился, что видел «девушку неземной красоты». По его описанию Хозяин узнал меня. – София глубоко вздохнула и продолжила с места, где ее прервали:

– Пребывая в мире и ладу среди добрых, отзывчивых людей мое психическое здоровье пошло на поправку. Поначалу я боялась поверить в их искренность, все думала это очередное испытание и где-то кроется подвох. Но шли годы, воспитатели и отец Арсений излечили мой истерзанный дух светлой любовью, что идет от сердца, а туда от Бога. Я приобщилась к духовным канонам, читая писания святых, выучивая наизусть Евангелие и Божьи заповеди. Я и не могла иначе, потому как видела, чувствовала искреннее сострадание и огромное желание помочь мне, совершенно чужому человеку, восстановить душевное равновесие. Такой глубокой, чистой любви я не встречала еще ни разу.

Еще один глубокий вздох, словно готовилась раскрыть самую страшную тайну.