Он сорвал пиджак, впиваясь в нежное лицо девочки дикими глазами. За ним полетел галстук и рубашка. Запонки, словно пустые гильзы, отбросило на пол. Он приказал ей лечь на постель. Она поняла, что за первым жестоким и болезненным соитием, последуют следующие, возможно сразу и возможно не только им одним. Не прерывая зрительный контакт, Жанна подползла к нему ближе и послушно легла перед ним на спину. Боковым зрением отметила, как он положил на прикроватную тумбочку пистолет
. Навалился сверху, лихорадочными движениями трясущихся рук он задирал ей юбку и разрывал ширинку на своих брюках. Он был крайне зол и возбужден, а вместе эти состояния представляли собой адскую смесь неуравновешенности. Не сводя испуганно распахнутых глаз с его лица, Жанна потянулась за пистолетом и, крепко зажав его маленькой ручкой, навела на него. Взвела курок и настолько неописуемо-изумленное выражение расплылось на лице Господина от понимания своей собственной глупости и недальновидности, что даже отвисла челюсть. Глаза в глаза. Жанна вставила ствол в рот и нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Гнев в его глазах сменился на изумление, а потом и он оставил бездушное тело, придавившее ее к кровати. Страх придал ей сил, и она столкнула его с себя. Сжав оружие в руке, она вылетела из комнаты, дверь в которую он не запер за собой. Комната оказалась в подвальном этаже. Она взбежала наверх и вылетела из особняка в летнюю безлунную ночь. Она бежала вперед по идеально подстриженному газону, которому, казалось, конца и края нет, без оглядки, словно сам черт гнался за ней. За спиной услышала зарождающуюся панику прислуги и лишь прибавила скорость.
Вбежала в лес, что окружал особняк, стало еще темнее. Она еле успевала уворачиваться от ветвей деревьев и кустарников. Камни и корни больно впивались и ранили детские босые стопы. Платье давно разодралось, в боку сильно кололо, но она продолжала бежать, сжимая в руке пистолет, надеясь лишь на него и на свои ноги. Когда сил бежать не осталось, она перешла на шаг. Шаг сменило вялое перебирание ног, но она упорно продолжала двигаться вперед, ведомая чувством дикого страха перед наказанием за вопиющее ослушание, не зная ни местности, ни куда идет. Лишь бы подальше.