Отшельник 2

– Ну что ты опять припёрся, святой отец? – начал с попрёков князь Изборский. – Сказано же ясно – ждите следующего обоза, а то у нас самих хлеб на исходе. На той неделе ждём.

– И для многих эта неделя окажется последней в жизни, – с печалью вздохнул кардинал.

– Мне до того какое дело? Я вас сюда не звал.

– Взываю к христианскому милосердию, князь. Может быть оно проснётся, и ты возьмёшь нас в плен.

Переводивший с латыни на русский язык Вадим Кукушкин выразился непечатно, и добавил:

– Охренеть, заявочка на гуманитарную помощь. Как думаешь, Иван Евграфович, его в котёл уже сегодня наладят, али до завтра подождут?

– Ну-у-у… – протянул князь. – До людоедства они вроде как ещё не дошли.

– А мы подождём.

– Да как-то…

– Шучу я так, Иван Евграфович.

– Я от твоих шуток, Вадим, скоро заикаться начну.

– Сейчас заикание прекрасно лечат, – отмахнулся Кукушкин. – Сам и займусь если что.

А кардинал Гонзаго Колонна, видя невозможность смягчить каменные сердца московитов, решил прибегнуть к последнему аргументу, приберегаемому на самый крайний случай. Он протянул на раскрытой ладони монету, в которой Кукушкин с удивлением опознал пять рублей Госбанка Российской Федерации, и произнёс по-русски, тщательно выговаривая трудные для итальянца слова:

– У вас продаётся славянский шкаф?

– Штирлиц, ёпта!

– Кто? – не понял Иван Евграфович.

– Потом обясню, ответил Вадим, и перешёл на латынь. – Ну рассказывай, падре, как ты до такой жизни докатился.

– Её светлость герцогиня Морозова обещала…

– Всё останется между нами, Ваше Высокопреосвященство, – пообещал Вадим. – Рассказывайте.

Сам рассказ кардинала Колонна длился недолго, но последующий разговор Кукушкина и князя Изборского затянулся. Они отошли чуть в сторону, чтобы никто не смог погреть уши, и понизили голоса почти до шёпота.

– Я понимаю желание в недалёком будущем иметь ручного Папу Римского, – говорил Иван Евграфович. – Только не вижу причин, по которым мы должны кормить остальных крестоносных ублюдков.

– Кардинал предстанет в облике спасителя от неминуемой голодной смерти, почти святого, только без нимба над головой. Если не горячую любовь, то искреннюю признательность заслужит точно, а потом это ему поможет упрочить положение в Риме.

– Вот будто Риму не насрать на этих голодранцев.

– Ну не скажи, Иван Евграфович, – покачал головой Кукушкин. – Как раз оборванцы с голодранцами вымерли в первую очередь, а выжившие из вполне себе благородных семейств, пользующихся немалым влиянием в заморских странах. И сами Колонна при Святом Престоле не на последнем месте. Немного глуповаты, излишне жадные и златолюбивые… но нам же с ним не детей крестить.

Князь Изборский задумчиво почесал коротко подстриженную бороду:

– Ежели только так. Но вот скажи мне, Вадим, взять-то мы их в плен возьмём, а девать куда будем? Оно, конечно, Смоленск город немаленький, но сразу три тыщи…

– С собой заберём. Вот подкормим немного, и заберём.

– Куда?

– Как это куда? Дядя Андрей на немцев с Московским полком пошёл, а мы чем хуже? Он по берегу моря идёт, нам же можно через Варшаву на Берлин ударить и далее. Где-нибудь у Гамбурга встретимся.

– Эвона как!

– А что такого?

– Весна же, Вадим. Реки разольются что твоё море, и так ещё месяца два, ежели не все три.

– Хреново.

– Про то и говорю, – хмыкнул князь Изборский. – Ежели только плоты сколачивать, да большой водой по Днепру вниз пройти, а там можно уграм кузькину мать показать.

– Венграм, что ли?

– Ага, им самым сала за воротник залить. Крестоносцев на них напустить, как на предателей святого дела крестового похода.

– Чем тебе венгры не угодили, Иван Евграфович?

– Они, Вадим, всей Европе не угодили. Пришли, понимаешь, дикари неумытые из неведомых пустынь, захватили благодатные земли, да давай соседей всех подряд задирать. Знамо дело, отгребли по сусалам не раз и не два, но так и не угомонились. Кровь поганая играет, да дурной голове покою не даёт.

– Какая кровь, от гуннов, что ли?

– Гунны там и рядом не лежали, – плюнул на талый снег Иван Евграфович. – Когда-то в те места уходили недобитые хазары, потом печенеги с половцами, ещё какие-то дикие народцы, да с местными чуток перемешались. Те, что с немцами, те мадьярами-уграми стали, а те, что с греками – вообще непонятно кто.

– Румыны?

– Не знаю такого слова, но нутром чую, что это они и есть. Да и хрен на них, давай лучше решать, чем крестоносцев кормить станем. До обоза ещё неделя, а как такие погоды постоят, так и до самого лета ждать придётся.

– У нас есть тридцать тонн гречки, маргарина тонны три можем отдать, всё равно эту дрянь по доброй воле жрать невозможно. А крестоносцам в самый раз будет.

– Сети им дадим, пущай рыбу ловят. А лёд на Днепре взорвём в нескольких местах.

– Но без хлеба обойдутся.

Кукушкин хотел добавить что-то ещё, судя по выражению лица вовсе неприличное, но тут из воротной калитки выскочил обученный обращению с радиостанцией дружинник, и протянул князю Изборскому листок бумаги.

– Из Москвы весточка, господин полководец левой руки.