Ведь я позвонила Ларисе, чтобы сказать, что передумала, в тот момент, как зверь решил разорвать меня и не дал сказать ни слова. Когда я поняла, что сделает со мной, меня окатило льдом, градом из ледяных комьев. Сказка обернулась дичайшим кошмаром, и все декорации облезли, оставив после себя обугленные стены. А ведь все могло быть иначе, все могло быть по-другому… нет, не могло. Он хотел меня разорвать и разорвал на части. От меня ничего не зависело. Его игра и его правила. Я плакала не только от боли, я плакала от понимания, что я никто и ничто, я бесправная и безвольная кукла, и он лишь дал мне иллюзию, а потом сам же ее и разломал больно и очень жестоко. И я так и не поняла — за что. Смотрела на его лицо сквозь туман боли и слез и не понимала, почему со мной так. Я ведь так никуда и не сбежала. Он ведь знает, что я отказалась… знает и так безжалостно меня раздирает своей ненавистью, порождая во мне ответную и лютую.
Он двигался, а во мне что-то обрывалось от каждого болезненного толчка, словно я становилась пустой, во мне умирала вера в хорошее, вера в то, что у меня все будет хорошо. Не будет. Он не даст. Он будет топтать мое хорошее, когда ему захочется. А мне хотелось умереть, просто закрыть глаза и больше никогда не открывать, а еще никогда не видеть его! Но я не умерла, и мои мучения еще не закончились. Вряд ли он наигрался. Теперь меня починят, чтоб он мог поломать снова, и вот эта ведьма с черными волосами и взглядом змеи будет присматривать, чтоб все прошло как надо.
— Поживее там! В комнате надо убраться. Слугам не положено мыться в хозяйских комнатах.
Я не мылась, я все еще смотрела на себя в зеркало, на свои опухшие губы, на засосы на груди, на следы его пальцев на плечах. Нет, они не болели, болело внутри. Болело там, где разбилась та самая иллюзия. Я горько ошиблась. Со мной рядом не было невероятного и особенного человека, со мной был зверь в человеческом обличье, и он будет рвать меня снова. Мне было интересно, как меня накажут, если я ослушаюсь — выгонят? Я ошибалась, Огинский наказывал иначе, у него имелся сценарий, и я даже не подозревала, что скоро увижу, как обычно происходит наказание.
— Поживее, я сказала.
Постучала в дверь.
— Мне еще объяснять твои обязанности по дому. Мне есть, чем заняться.
Я стала под струи воды и закрыла глаза, смывая с себя каждое его прикосновение, каждый поцелуй, который я могла бы отдать сама и который никогда не прощу ему за то, что насильно. Ведьма еще долго стучала в дверь, а я ее не слышала, я все терла и терла себя мочалкой, а когда вышла, разъяренная фурия швырнула мне вещи в лицо.
— Переоденься и иди за мной. Завтра утром приезжает госпожа Огинская, и каждая должна знать свои обязанности, а ты ни черта не умеешь. Лучше б тебя выгнали.
— Лучше, — тихо ответила я, — скажи своему хозяину, пусть выгонит, или ты сама можешь увольнять прислугу?
— Думаешь, если тебя здесь оттрахали, ты самая умная? Обычно после секса переезжают в хозяйские хоромы, а не ссылаются мыть туалеты. Так что, думаю, умничать ты вообще не будешь.
Наверное, у нее даже не укладывалось в голове, что я счастлива переселиться в крыло прислуги и никогда не видеть Огинского. Конечно же, это были лишь мечты, и я уже понимала, что никто меня в покое не оставит. Он уже не остановится, я слышала этот приговор в его голосе и видела в глазах, когда он рычал, овладевая мной, и затыкал мне рот ладонью. Казнь для меня теперь выглядела именно так — когда мужчина насилует женщину, которая могла бы отдаться ему по собственной воле, но он решил причинить боль и оказался самым безжалостным палачом в своей слепой ярости.
Глава 24
На удочку насаживайте ложь
И подцепляйте правду на приманку.
Уильям Шекспир
Они готовились к ее приезду так, словно встречали саму королеву. Кристина, как надзирательница, ходила за девочками и тонкой указкой показывала на неидеально расправленное постельное белье, тыкая прозрачным наконечником в морщинку, и мне казалось, она готова этой указкой хлестать нас по пальцам. Я бы не удивилась, если бы она опустила указку на пухлые руки Бины, которая до трясучки ее боялась и очень старалась выслужиться. По всему дому в спальнях были застелены кипельно-белые отутюженные до хруста простыни, стоячие наволочки и пахнущие морозом покрывала с вензелем РО. Мне почему-то казалось, что это не Огинский дал подобное распоряжение вышивать свои инициалы на постельном белье, а та, что скоро приедет. Я мало верила в то, что это будет прекрасная и добрая женщина, судя по напряжению, которое царило в Багровом закате — Кристина лишь жалкое подобие настоящей ведьмы. Настоящую мы все скоро увидим. Меня поселили в одной комнате с Альбиной. Молчаливой и загнанной, как трусливый зверек, который строго следует всем указаниям. Но меня это устраивало, потому что та не лезла с разговорами и расспросами.