Отшельник

Первой же ночью мне приснился Огинский. Это был странный сон. Нет, он не снился мне жутким чудовищем… в самом начале сна он обычно улыбался мне, целовал мои губы, трогал своими красивыми длинными пальцами мои волосы, а в конце его руки обросли шерстью. А вместо рта открылась зубастая пасть с клыками-лезвиями, и он рвал мою плоть и вбивался в меня своим огромным членом. Я рыдала и отбивалась, мои слезы были отчего-то кровавыми, и он размазывал их по моему телу и слизывал раздвоенным змеиным языком. Зверь затыкал мне рот огромной лапой и выл мне в лицо, парализуя своими желтыми глазами. Но больнее всего мне было не ощущать его огромную плоть внутри себя до разрывов, а то, что я помнила, как утром он мне улыбался, ласкал мое тело, и его губы так нежно терзали мой рот, что хотелось расплакаться от отчаянного разочарования. Хотелось кричать в звериную пасть.

«Я же могла тебя полюбить, Рома, моглааааа».

И проснулась вся в слезах. Как не старалась заткнуть себе рот подушкой и не всхлипывать, в маленькой комнате и в гробовой тишине, царящей в доме, мои рыдания, казалось, сотрясают стены. Бина делала вид, что не слышит, а на утро не задала ни одного вопроса. Просто смотрела быстрыми взглядами и тут же отводила глаза.

Когда Кристина привела меня первый раз в столовую, то, прежде чем я вошла, услышала голоса женщин.

— Сучку эту к нам приведут. Займет место Алены, тварь шлюхастая.

— Видать, плохо сосала, раз ее из князей да в грязь, — засмеялась другая.

— Странно. Что не вышвырнул, как остальных своих. Ничего, мы ей устроим здесь ад. Чтоб не думала, что она лучше нас. Из-за нее с Аленой так. Гадина.

— Выживем сучку.

— Не выживите, говорят, хозяин ее из дома не отпускает. Приказал стеречь, как драгоценную.

— Дрянь!

Едва я вошла, шепот стих, и все уставились на меня с таким адским любопытством, от которого у меня вся кровь прилила к щекам. Все они прекрасно знали — кто я и в качестве кого приехала в этот дом. И во многих взглядах я прочла искреннее злорадство и какую-то неведомую мне ненависть, и лишь пару глаз смотрели на меня с сочувствием. Остальные отводили взгляды и кривили лица, отодвигаясь назад, когда я проходила мимо. Но мне было плевать, что именно они думают. Я была готова взяться за любую работу, только бы не ублажать Романа Огинского. Никто из девочек со мной не заговорил и рядом со мной никто не сел. Словно теперь я в опале, а значит, прокаженная. Меня устраивало и это. Я не искала подружек. Плевать, пусть ненавидят. Но чуть позже ко мне подсела темноволосая девушка с короткой стрижкой в круглых очках. Вита поставила поднос рядом с моим и с небольшого чайничка подлила мне кипяток.

— Они считают, что ты сдала Алену и Тима. Ты знаешь, что с ними сделал Монстр?

— Монстр?

— Наш хозяин, — она осмотрелась по сторонам и чуть наклонилась вперед, — их сутки гоняли собаками в заповеднике. Насколько мне известно, оба теперь в больнице с тяжелыми увечьями и круглой суммой в банке за молчание. Кристина сказала им, что это ты подставила их за то, что хотели помочь тебе сбежать. Теперь тебя все ненавидят и желают смерти. Да-да-да, девочка, этот дом только похож на дворец, на самом деле здесь гадюшник из самых ядовитых змей, и вся прислуга мечтает угодить Кристине, чтоб получить прибавку к жалованию и лишний выходной. Поэтому на тебя и настучат, и наговорят в любую секунду, а еще и подсидят. Держись от всех подальше. Завистливые сучки сожрут и не подавятся. Особенно Кристина и ее подружка жополизка Ясмина. Она на кухне работает.

Я застыла с вилкой в руке и смотрела в темные глаза Виты круглые и большие под прозрачными чуть дымчатыми стеклами. Если бы я знала, что все так жутко закончится для людей, которые захотели мне помочь, я бы никогда не позвонила Ларисе.

— Не знала? В этом доме царят средневековые порядки и нарушать их очень чревато. Но здесь и прекрасно платят. Но если б я знала, что это означает прислуживать самому дьяволу, я бы отказалась. Ты, главное, слушай, что тебе говорят и выполняй свою работу. Никто не тронет, если не выделяться и никуда не лезть. Хотя завтра приезжает Паучиха, и некоторые точно лишатся работы. Старая сука жестока и беспринципна. Каждый раз найдет за что уволить или унизить.

Она еще много болтала насчет порядков в доме, о матери Огинского и том, как отсюда вышвыривают провинившихся слуг. Пока к нашему столу не подошла полноватая пожилая женщина и не потрепала Виту по плечу.

— Хорош новенькую стращать. Не так страшен черт, как его малюют. Меня Людмила Афанасьевна зовут, но девочки кличут тетя Люда. Я занимаюсь учетом всего служебного инвентаря в усадьбе еще со времен, когда хозяин наш под стол пешком ходил. То есть, если что-то сломалось и надо починить, заменить, выдать, добавить — это ко мне. А Витку не слушай, она та еще сплетница. Делать ей больше нечего, вот и чешет своим помелом.

— Да ладно, теть Люд. Я ж предупреждаю. Ты ж знаешь, что тут знать надо, как и что, а не то…