— Мария… осторожнее. А лучше и вовсе отойди от него. Он опасен. — О, Остап голос подает. И зыркает так, будто примеривается, как лучше мне горло перерезать.
— Да вы что, дядь Остап, это же Марк! — Девушка поворачивается к пограничникам лицом, стараясь укрыть меня спиной. — Видите, он меня уже узнает. Ну, дядь Остап… Вы же сказали, что… — В ее голосе слышатся плаксивые нотки.
— Маша. — Пограничник говорит вкрадчиво, как-то даже медленно, будто боясь кого спугнуть. — Он менталист, поэтому лучше не рискуй. Отойди пожалуйста. — И смотрит так, меня аж жуть берет.
— Нет. — В тоне Маши слышится решимость. — Он мой… друг. — Легкая заминка, и твердое окончание. Чего это она, слова забывать начинает. Видимо от волнения. — И вообще, он никому плохого ничего не сделал и знает, где найти лекаря для его дочери. — Кивает подбородком в сторону второго воина.
— А с чего ты взяла, что он не врет? — Вот же неугомонный. — Подслушал наш разговор и решил воспользоваться информацией.
— Марк никогда не врет! — Твердо заявляет Маша. — Если сказал, значит так и есть.
— Да? Может и про то кто он на самом деле такой не соврал? Княжич, что скажешь? Не соврал? — Через враз поникшую голову Маши, задает вопрос мне.
Вот сволочь. А девушка, так же поникнув головой, как лунатик пошла в сторону. Ну да… Она простолюдинка, а из высшей знати. И этот чертов пограничник ей об этом напомнил. Жаль, только в плечо ему попал, а не в горло. И добить не успел. Ну зачем он так… Для меня все эти титулы, ничего и не значат. Точнее, не так. В отношении Маши не значат. Не считаю я себя выше по положению, чем она. А этот…
— Маш… — вопрос Остапа просто игнорирую. — Маш, мы просто никогда об этом не говорили. Ты не спрашивала, а я… Я думал, что ты не станешь со мной общаться, если узнаешь кто мой отец. — Плевать я хотел на этих запутавшихся в самих себе воинов. Мне важнее девушка, остановившаяся в двух метрах от меня. Молчит, только плечи подрагивают. — Ты мой единственный друг. Прости, что не сказал.
Похоже, никакого эффекта мои слова не возымели. Это… Не знаю даже, как объяснить. Просто, я вдруг понял, что все… Маша никогда уже не будет относится ко мне по-прежнему. Чтобы я не сказал, чтобы не сделал. И все из-за одной фразы этого недобитка. Тянули его за язык. Жалость и сострадание, зародившиеся во мне, когда я услышал про больную лихоманкой девушку, растворились под напором злости и тоски. Меня лишили друга, даже больше чем друга…
— Чего смотришь? Решил получить награду, давай. Не строй из себя добренького. Только девчонку отпустите. — Поворачиваюсь к Остапу, ловлю его взгляд. — Я ведь и правда хотел помочь, когда услышал про его дочь. — Кивок подбродком в сторону Сани. — А теперь сами ищите лекаря. Денег за меня хватит. Бойцы… — в последнее слово я вложил все презрение, какое только мог. И в самом деле, пока слушал разговор, сочувствие проснулось, но сейчас.
Справится с девчонкой и едва стоящим на ногах подростком, вот и вся доблесть этих бравых вояк. И даже слова о дочери больной, по сути ничего не меняют. Если б и правда такой любящий отец был, на все бы пошел, но денег нашел давно. Не такая уж и громадная сумма, если вдуматься.
Злость неплохо прочистила мозги и теперь я смог оценить более критически все, чему был свидетелем. И пока я вижу это так. И мое мнение вполне обосновано.
— Как скажешь, княжич. — Остап скривил губы в подобие улыбки. Но глаза так и остались холодными и равнодушными. Он уже все решил.
— Остап. — Саня, все это время молчавший, опускает шпагу. В его глазах тоска, я вижу. — Не могу я так… — Оружие со звоном летит в сторону. — Ты прав, ну какой из него убийца. Ребенок он. Да и, если Ульянка узнает, что я продал человека, не поймет. Ты ж ее знаешь, она упрямая… — В голосе командира пограничников такая тоска и боль, что мне аж самому некмофортно становится, несмотря на то, что способности эмпата по-прежнему не работают. — Не простит…
— Сань, ты чего? Сам же меня убеждал, а сейчас взад сдаешь? — Особого удивления в голосе Остапа нет.
— Знаешь, я как тот плакат с его портретом увидел, все думал, что вот он шанс, даже мысли были в город пойти, поискать. — Тяжело, будто в горле ком стоит, роняет слова воин. — И тут вот он. Но не могу, Остап, не могу… Дочь не простит.
— Командир, а как же Ульяна? — Остап поджал губы, задумавшись. — Она же умрет…
— А если не помогут маги губернские? Как я на могилку к ней пойду, Остап? Как? — Бывалый воин, в глазах которого стоят слезы, прошел к лежанке и сел на нее, обхватив голову руками. Тоска… От него веяло тоской.
А я что-то сам уже запутался, в своем отношении к этим двум воинам. И… Не знаю. Вроде была злость и ее не стало. Почему-то, не знаю даже с чего, вдруг подумал, а как себя чувствовали себя мои родители, когда я потерялся? Да что там, даже отец, когда я заблудился в семь лет в горах, чуть с ума не сошел, пока я домой не вернулся. Точнее, пока меня не вернули. Он ведь тогда, постарел лет на десять… Сейчас, вспоминая тот момент, понимаю, что к чему. А тогда, мне было весело. Как же, приключение…