Отслойка

В светлой комнате ко мне подошел Рус, обросший, с густой бородой и лохматым букетом роз, тяжелее, чем Урсула, раза в четыре. Он клюнул меня в губы и взял Урсулу, Чича закричала: «Мама!»

Я подхватила ее на руки, шов резко заболел, но я со слезами целовала ее снова и снова. Когда она так выросла? Стала такой высокой?

– Вставайте-вставайте! – крикнула нам девушка с фотоаппаратом.

Мы торопливо встали перед натянутым на стену фотофоном с пиксельными цветами, младенцами и аистами.

Было душно, из прикрытой двери веяло морозом и смогом.

Голова под шапкой чесалась, по спине покатился пот. Но я стояла смирно с Урсулой на руках. Мне все казалось, что каждый этап выписки – это часть сакрального ритуала: сделай я сейчас малейшую ошибку – и все пойдет не так. Малышку заберут в реанимацию, меня разденут и вернут в палату. Я больше никогда не увижу Руса, я больше никогда отсюда не выйду. И фотосессия – это важно, я должна улыбаться и быть счастливой. Потому что во внешнем мире мы не говорим о родах.

– Вы ведь уже оплатили? Папа, возьмите ребенка, встаньте ближе! Улыбайтесь!

Я делаю все, как мне говорят, потому что если совершу ошибку, то все испорчу, а нельзя. Нужно следовать указаниям. Улыбаемся, обнимаемся.

А может, фотосессия и не является частью сакрального ритуала, может, это не так важно? Но в роддоме все очень странно и никогда не знаешь, откуда ждать беды. Роддом предназначен для того, чтобы в нем появлялась новая жизнь, но она рука об руку идет со смертью. Роддом – странное место, где границы миров истончаются.

Нигде я не чувствовала смерть так близко. Здесь я буквально выскользнула из ее холодных пальцев. Наверное, мне помогла кровь. Коричневая мазня, гранатовые сгустки, бордовые капли, алые струйки. Жизнь там, где кровь – яркая, жидкая, горячая, несущаяся по венам от сердца к кончикам пальцев и обратно. Кровь, в которой рождается новая жизнь: пульсирующая пуповина, послед, разрывы, эпизиотомия, рассеченные спайки, швы. При кесаревом сечении хирург режет семь слоев ткани: кожу, подкожный жир, фасции, мышечные волокна (их раздвигают, разрезают, а порой и разрывают), брюшину, матку, плодный пузырь. И везде есть кровь, она течет – и это хорошо, если не слишком много. Семь слоев ткани, за которыми спрятан ребенок, семь дней, за которые Господь создал жизнь, семь суток в роддоме, за которые я стала другой.

Был ли мне необходим этот опыт? Стала ли я лучше? Не думаю, но и хуже – точно нет.

Благодарности

В первую очередь я хотела бы сказать огромное спасибо Екатерине Сергеевне Федюниной, врачу от Бога, владелице золотых рук, стальных нервов и необъятного сердца. Спасибо, Катя! За мою старшую дочь, за каждое твое слово, за любовь, заботу и веру! Без тебя этой книги бы не случилось.

Спасибо Уне, лучшему в мире литагенту, ты верила, верила и верила.

Спасибо моей маме, ты лучшая.

Спасибо, мама Наташа, без вас я бы ничего не смогла.

Спасибо тебе, Света. Ты могла часами слушать мои переживания о книге, нытье и странную чушь, что я вечно несу. Ты солдат невидимого фронта, я благодарна тебе, я очень тебя люблю.

Спасибо всем роженицам, которые рассказали свои истории, каждой, кто поделился сокровенным и смог вернуться в тот день, минуты ужаса, страха и боли.

Спасибо Алине, вы были рядом в самом начале.

Спасибо Софи, ты появилась в моей жизни, когда была нужна как воздух.

Спасибо бюро «Литагенты существуют» и самому уютному на свете чату «Соавторы». Вы могучие и прекрасные, спасибо за виртуальные обнимашки и за ваши сердца.