Отстегните ремни

– Я с его другом от него ушла, пятнадцать лет назад. И, думаю, он не обрадуется меня слышать и видеть.

– Господи, Ксень! Как все не просто-то! Папа тебе случаем перед своим Алтаем ключи от квартиры не оставлял?

– Да нет. Как-то и речи об этом не заходило даже. Я же у вас остановилась. Звонила бы я тебе сейчас, если бы оставлял… А соседи какие-нибудь по дому нормальные есть?

– Есть, но сдадут мамаше завтра же. Не годится. Да и не подходи ты к дому близко, всем так лучше будет! Ну, поспи одну ночь у знакомых, поболтаете, вина попьете, еще и удовольствие получишь. Трудно тебе, что ли? А завтра Макс твой найдется, – уговаривала меня Машка.

– Да я не возражаю. Только видишь, нету никого. Даша устала жутко, глаза слипаются. Жалко ребенка. Ну кто там еще есть, посмотри!

– Да мало у кого телефоны указаны. Ищу…

Последовала продолжительная пауза. Я смотрела на прорезающие ночную Москву фары машин на проспекте и чувствовала себя невероятно одиноко. Отрезанный ломоть, жертва эмиграции. Правильно говорят, самое сильное чувство одиночества можно испытать только в большом городе, в окружении миллионов людей, а острее всего – именно в своем городе, где ты родился и вырос.

– Рыжая? – с надеждой спросила Машка через минуту.

– Она живет вроде за городом теперь. Не поеду уже. Поздно. Да и мы сто лет вообще не общались. Она меня и не вспомнит, наверное. И телефон наверняка сто раз уже изменился.

– Соловьева Катя? – продолжала перечислять сестра.

– Нет. Эта меня со школы не переваривает, больно у меня всегда по жизни все лучше, чем у нее, складывалось.

– Ну и сходи к ней. Пусть человек порадуется чужому горю!

– Пошла она! Дальше читай.

– Соколовский Петр?

– Угу. Одолжил у меня денег лет пять назад, когда был в Амстердаме, и с тех пор пропал. Не годится. Он за свои триста долларов удавится. Прятался от меня год, а в конце заявил мне, что если я буду продолжать пытаться получить свои деньги обратно, то выбьет мне зубы! Представляешь вообще такое? Зубы, Маш!

На меня накатывали усталость и апатия.

– Слушай, ну у тебя тут вообще нет почти русских имен. Все какие-то твои амстердамские знакомые. А если русские и попадаются, то без телефонов в основном. – Машка пощелкала мышкой еще с минуту. – Семенович Лена?

– О, нет! Эта у нас теперь совсем гламурная стала. Она и раньше-то была не семи пядей во лбу, а теперь вообще, наверное, крышей поехала от богатства. Она приезжала ко мне как-то, не вылезала все время из бутиков типа «Chanel». Я не пойду к ней такой беженкой и с такой историей ни за что! Быстрее на вокзале заночую! Черт, был бы паспорт, пошла бы в нормальный отель. Надо завтра идти в голландское посольство, пусть хоть какой-то документ мне выдадут, что ли. Невозможно так бомжевать-то! Ты там что, уже до буквы «С» добралась? Ужас какой! И никого нету?!

– Да погоди ты со своим посольством! Завтра, точно тебе говорю, найдется твой не-олигарх и все решит. Получишь и сумку, и свой паспорт! Вот еще смотри: Суворов Гриша?

– О! А это вариант, кстати! У нас роман был довольно серьезный, но мы так нормально с ним расстались в свое время, без особых драм, типа остались друзьями. Он потом женился, нарожал, но приезжал ко мне в гости с семьей, жил у меня несколько раз, чтобы на отеле сэкономить, я их кормила ужинами, на машине возила туда-сюда, так что по идее должен хотеть отблагодарить. И квартиру купил недавно новую, где-то в центре, вроде комнат там много, говорил. Давай телефон!

Машка продиктовала номер. На этом моя телефонная книжка себя полностью исчерпала.

– Ксень! Ну я улетаю завтра… – сказала Машка на прощание. – Если б я знала, что тут такая засада начнется, я б не поехала. Но не пропадать же теперь путевке? У нас в банке супержестко с отпусками: или сейчас я иду, или уже зимой. Понимаешь? Твой Макс найдется завтра! Точно! Но имэйлы тебе с утра уже самой проверять надо. Я рано утром выхожу из дома. У нас вся Москва в интернет-кафе, не боись. Напиши мне завтра, как и что, ладно?

– Угу, – сказала я.

– Ну хочешь, я завтра никуда не поеду?

Мне стало ужасно неловко оттого, что мои проблемы начинают портить жизнь окружающим. Предупреждали же меня все, и мама, и папа, – не связываться с русскими богатыми бизнесменами! Да я и сама не рада была с самого начала, что у него такой крупный бизнес, и денег столько. Как чувствовала, откуда проблемы придут!

– Не, Мань! – категорически заявила я. – Езжай! Завтра Макс найдется, и все будет нормально. Я пересижу до завтра у Гриши. Я тебя целую!

– Да? Ну, я тогда поеду? Ты не грусти только, все уляжется само… Есть такой фактор утряски, он всегда срабатывает! Потом еще ржать будем над всем этим!

– Угу, будем, – согласилась я и повесила трубку. Долгие прощания всегда как-то особенно рвали мне душу.

Набрав Гришу, послушала длинные гудки. Сердце замирало: а что если он просто не в Москве? Или изменился номер? Но к моему облегчению, через минуту Гриша прокашлялся в трубку и как будто нехотя промычал: «Суворов».