Подъезд еще довоенного Гришиного дома сильно смахивал на бомбоубежище времен Второй мировой. Облупившаяся и свисавшая пластами штукатурка, груда рекламных проспектов не первой свежести, валяющаяся прямо на полу под лестницей, зачем-то посаженный кем-то фикус в алюминиевой кадке, разумеется, давным-давно засохший, и спертый запах никогда не проветриваемого помещения. В конце довольно длинного холла с четырехметровыми потолками – три ступеньки наверх к узкой решетчатой двери лифта. Нажала обугленную и сожженную насквозь кнопку вызова лифта. Лампочка внутри отсутствовала, и понять, что лифт вызвался, можно было только по глухому и ржавому гудению, послышавшемуся откуда-то сверху. Желания садиться в полусломанный агрегат у меня совсем не было, еще застрянешь здесь ночью, вот вопрос ночевки сам и решится (в то, что служба спасения приедет раньше утра, как-то не верилось), но, посмотрев на стоящую рядом и почти спящую Дашу, я решилась-таки на поездку в лифте. По всему было видно, ребенок пешком на последний этаж не дойдет, а о том, чтобы ее понести – уже вопрос не стоял. Я устала за сегодняшний день просто до предела и мечтала только о горячем ужине и глотке любого, можно уже даже сладкого вина. В голову пришла еще одна догадка: магазины забиты сладким вином не потому, что люди его сознательно выбирают, а потому, что закупщикам оно выходит дешевле, а народу после целого рабочего дня в Москве, возможно, просто абсолютно уже безразлично, чем залить остатки вечера.
Лифт ехал не спеша и пугал меня своими угрюмыми скрежещущими звуками, но, как и обещал хозяин квартиры, с задачей все-таки справился и довез нас до пятого этажа. Механически читая нацарапанные надписи на стенах и обогащая свой лексикон новыми словами, я дотащилась пешком до нужного этажа. Массивная железная дверь была приоткрыта, из щелочки лился приятный домашний свет. Наконец-то! – вздохнула я с облегчением и вошла в прихожую.
Контраст с облезлым подъездом был, прямо скажем, разительный! Стоящий посреди обширной прихожей Гриша заметил удивление в моих глазах и с улыбкой широко повел рукой по сторонам, призывая меня оценить все это евровеликолепие.
– Вот! Мы ремонт сделали. Дверь смотри, какая! Фирма так и называется: «Дверь по прозвищу зверь», – Гриша хохотнул. – Рад тебя видеть, дорогая!
Гриша как-то невероятно не вписывался в свою от-евро-ремонтированную квартиру. Вид имел по-московски усталый, одет был в типичные для столицы серо-буро-малиновые цвета, да и сидели на нем его майка и не первой свежести джинсы как-то мешковато. Завершали образ растрепанные и сальные русые волосы в стиле «арт-работник», длинной челкой спадавшие ему на лоб. Квартира же, наоборот, лоснилась, на мой вкус, излишне белыми цветами, позолоченными дверными ручками и лакированными плинтусами неизвестной мне породы дерева.
– Уф! Ну, привет! – устало улыбнулась я, протягивая ему полиэтиленовый пакет с бутылкой вина. – Извини, что без торта. Я слегка сегодня на мели. И вино сразу клади в морозильник, оно у вас продается неохлажденным, сорри. А я и так подозреваю, что это полная гадость, и теплым оно в нас просто не пойдет.
Гриша взял вино и перевел глаза на мою спутницу:
– А это кто с тобой?
– Дочка, но не моя. Временно считай моя. У нее папа – олигарх, да? – подмигнула я девочке.
Даша серьезно кивнула, подтверждая информацию о папе, и как вежливая девочка, первая протянула Грише руку:
– Даша Аганова.
Гриша удивленно поднял брови, потряс Дашину ручку, представился и перевел вопросительный взгляд обратно на меня:
– И где ее Аганов? Ну, который олигарх?
– А вот это бы я и сама хотела знать, – сказала я устало. – Пошли есть, все расскажу.
На кухне тоже царил российский вариант евроремонта, который выражался в дорогой безвкусной мебели и полном отсутствии индивидуализма. Посреди этого великолепия сидела Гришина жена – молодая еще девица в цветастом шелковом халате и в странных не домашних тапочках на высокой платформе. Вместо запахов горячей еды в нос ударил едкий ацетон, – расположившись на пустом обеденном столе без малейших намеков на предстоящее угощение, девица увлеченно занималась маникюром. Перед ней были разложены загадочного назначения хромированные инструменты, несколько баночек лака и розовые ватные шарики.
Не отрывая глаз от ногтей, девица поздоровалась.
Я забеспокоилась. Признаков приближающегося ужина определенно нигде не было заметно. От страшного подозрения, что кормить меня не собирались, в моем животе, который давно справился с «Биг-Маком», полученным им уже пять часов назад, немедленно раздался громкий стон. Я оглянулась проверить, услышали ли его гостеприимные хозяева. Нет, они как будто не расслышали его, по крайней мере, не подали вида.
– Тебе налить твоего вина? – спросил Гриша.
– Ну, я же говорила: оно теплое… Может, его сначала в морозильник все-таки ненадолго? – растерялась я от такой негостеприимности. – А мы бы пока выпили ваше, если оно холодное…
Гриша с сомнением заглянул в холодильник: