Отступление

      Подобный конфуз отрезвил лучше всякого ледяного душа. Да и ещё бы иначе: вокруг ведь, несмотря на идиллический вид, война. Более того, сейчас адмирал и Алиса на незнакомой территории. И, значит, нужно постоянно оставаться настороже, быть готовым ко всему - без преувеличение. А вот как раз этого Кузнецов и не сделал - потерял хватку, расслабился. Пускай ничего страшного и не случилось, но этой сейчас. А если бы вдруг? И что в следующий раз?

      Винить адмирала никто не мог, да и не стал бы, оценивая трезво обстоятельства. Но Кузнецов лучше всякого трибунала справлялся сам. Понимая, что от зароков, обвинений и оправданий толку чуть, адмирал сосредоточился на искреннем раскаянии, сопряженном со стыдом.

      'Вспомни: кто ты, для чего, для кого трудишься? Забыл, что погоны не для вида! О себе, только про свое заботишься - любовь, чувства, переживания! А про товарищей, про подчиненных, про Родину забыл! Мальчишка, слюнтяй, тряпка! Нет - хуже: предатель!'

      Все сказанные про себя слова отнюдь не были ни фальшью, ни тем более показным бичеванием - Кузнецов прямо и открыто привык выражать мысли, не щадя говорить правду. Не врал раньше, ни покривил душой и сейчас. Будь ситуация чуть иной, адмирал бы непременно направил бы начальству подробный рапорт с просьбой о самом строгом наказании. Подобное уже случалось ранее. Хотя, конечно, не находило понимания, а уж тем более - одобрения среди генералитета. Увы, но даже советские офицеры не всегда теперь с должным тщанием относились к самокритике: подобное поведение теперь стало не только редкостью, но и чем-то неловким. Хорошо, что ещё не постыдным.

      Впрочем, может быть, все не так и плохо - ведь время никогда не ошибается. И может быть уже пора отпустить в прошлое век пламенных бойцов Революции и Великой Войны? Оставить в покое память, отдав почести, и предоставить новому поколению формировать свои традиции, свои устои? Кто-то - многие - думает так. Но для Кузнецова этот вопрос не стоял и не будет стоять. Компромиссов в вопросах нравственной чистоты адмирал не приемлет, поскольку не представлял, как чистое может оставаться таковым ... не полностью? Нет! Или-или. Третьего не дано.

      Увы, однако сейчас отчитаться за оплошность не перед кем - да и придется ли когда? Потому Кузнецов и пришел к своеобразному консенсусу: устроив себе выволочку, по-максимуму сосредоточиться на работе. В этом нельзя отрицать ползу от произошедшего: теперь, пускай и на время - ведь человеческий характер не изменит, - но душевные терзания отброшены, забыты. Прежде всего - дело. Дело, дело...

      Все внутренние терзания заняли от силы пару секунд. Но по истечении этого краткого - а для Вечности и вовсе невидимого - промежутка Кузнецов успел вновь стать тем, прежним адмиралом. Офицером, командиром - настоящим. Во всяком случае - сделал всё возможное. И теперь уже второй взгляд на незнакомца вышел более внимательным.

      Первое, что Александр понял: незнакомец - хозяин дома. Красноречивей всего выдали привычки. За столом человек сидел привычно, удобно устроившись. Словно за который десяток лет привык сидеть именно там и именно так. Всё в расслабленной позе выдавало устоявшиеся традиции: небрежно легшие на стол локти, слабый перебор пальцами по столешнице, небрежно закинутая на колено нога...

      Но вот черты... Черты оказались совсем не располагающими. Сперва, увидев иконы и длинные зубастые ряды книжных стеллажей, Кузнецов ожидал увидеть кого-то сродни благообразному старцу-затворнику. Сработал на подсознательном уровне стереотип: длинная, седая борода, морщинистое сухое лицо и бездонные лазурно-серые глаза в тени наивно приподнятых бровей. Конечно, такой образ скорее следует искать в сказке, чем реальной жизни. На деле же хозяин оказался вовсе не похож. Никакой бороды, бакенбард или усов вообще растительности на лице - абсолютно чистый, до синевы выскобленный подбородок, щеки. И все черты строгие, прямые - не потеряли и грана твердости несмотря на возраст. А возраст-то немалый... Шестьдесят, не меньше. Все под стать этой простой твердости - родственной духу дома и сурового края: стрижка короткая, простая, но не до безликости - всё ещё сильные седые волосы гордо лежат на пробор. Морщин почти нет - кожа чистая, светлая, хотя и заметно суха. Ну а те, что есть морщины, словно нарочно глубоки, остры - выставлены напоказ. Редкие глубокие, словно шрамы, они охватывают обручем высокий открытый лоб, разграничивают губы со впалостью щек, крепко держат оборону вокруг чуть запавших глаз.

      И глаза эти внимательные... Острые, умные - видно сразу. Так и цепляют, держат на прицеле. Кузнецов привык оценивать людей в первую очередь по глазам. Не на лбу или ещё где отражаются образование, да и вся суть человека. Всё в глазах - только умей прочитать. Пускай не найдешь прямых ответов, но точно узнаешь по глубине: есть ли что искать в омуте или же за зеркалом вовсе дно. А у незнакомца глаза очень непростые. Вроде бы взгляд расслабленный, небрежный, но цепляет моментально. И темно-карий, почти черный цвет лишь добавляет остроты, глубины.