Отступник

Валька тогда только скорчил печальную мину и покивал, соглашаясь с Юшей. А в душе он всего лишь пожалел о том, что у Юши нашлась причина для грусти. Сам-то он видел в сложившейся ситуации только неслыханные удобства. Еще бы, ведь они могли быть вместе, не опасаясь за последствия! Дети вообще, а тем более сейчас, были Вальке совершенно ни к чему. Ну, конечно, он не дал Юше распознать истинные свои мысли. Он уже успел обнаружить одну странную особенность женской психологии: абсолютно каждая женщина, к какому бы роду-племени она ни принадлежала, нежелание мужчины завести от нее ребенка считает для себя оскорблением чуть ли ни смертельным.

До середины осени Валька прожил в Логове, не зная ни забот, ни хлопот.

Он изредка приходил в свой деревенский дом, благо в полумертвой деревне никого не интересовали его исчезновения и возвращения. Он ездил на почту, связывался с родителями и братом, выслушивал все, что они думают о нем, и каждый раз клялся себе в том, что имеет с родными дело в последний раз. Родители не слушали ни одного его слова, кричали о том, что он наплевал на них, на университет и на свое будущее. Брат просто обзывал его оболтусом и издевательски желал не помереть с голода в межвежьей берлоге. После таких нежных родственных контактов Валька снова устремлялся в Логово и в лесное убежище Юши.

Он сдружился с ее младшим братом и его приятелями-подростками. Он познавал законы странного племени, неожиданно сошедшего в реальную жизнь со страниц страшных сказок. Ради одного этого можно было прикипеть к Логову и его обитателям. Но у Вальки было кое-что посильнее, чем простое любопытство. Он безоглядно любил Юшу. Как зачарованный, он бродил за нею, помогал, чем мог, впитывал в себя ее слова, ее дыхание, ее настроение. Он едва доживал каждый день, торопил ночь и с нетерпением встречал новое утро. И двадцати четырех часов в сутках Вальке было мало, чтобы быть рядом с Юшей, видеть ее, учиться у нее, целовать ее, любить...

А в конце октября Юша вдруг прогнала его. Совершенно неожиданно, бесповоротно, ничего не объясняя. Валька знал, что зимой всякие хождения за овраг у леших запрещены, но до снега было еще далеко. Тем не менее, Юша без всяких объяснений отгородилась от него, запретила приходить в убежище, прогнала из своей землянки в Логове, а сама исчезла из селения, сказав, что не вернется домой до тех пор, пока Валька не уйдет из Логова навсегда.

И Валька не знал, чем ему оправдываться, потому что никак не мог уяснить своей вины. Горько обидевшись, страдая и негодуя, Валька вернулся в деревню. Смысла в том, чтобы ехать домой, он не видел. Семестр в университете был в разгаре. Уважительной причины, способной оправдать отсутствие, у него не было. Учебу все равно пришлось бы бросить, и родители ели бы его поедом, пока не доконали бы совсем. Брат был поглощен промыванием собачьих желудков, и возвращаться домой для того, чтобы еще раз выслушать от озабоченного работой Сергея то, какой Валька никчемный лоботряс, было совсем не интересно. И Валька принял оригинальное решение остаться в Лешаницах на всю зиму. Наверное, в нем все-таки теплилась надежда на то, что Юша смягчится, позовет его, объяснит свою жесткость и снова будет с ним....

Поскольку деньги, припасенные на летний отдых в чрезмерном для одной персоны количестве оказались чудесным образом сэкономленными, Валька купил у делового парня по фамилии Пряжкин, достраивавшего на краю деревни огромную усадьбу, немного лесоматериалов и занялся подготовкой к зиме. Бабкин дом отнюдь не был развалюхой, но Вальке хотелось, чтобы на него было приятно смотреть и снаружи, и изнутри. Починив крышу и перебрав пол в кухне, Валька заготовил дров и немного подлатал погреб. Напоследок, чтобы завершить тот минимальный ремонт, на который хватило денег, он решил починить подгнившую и разболтанную лестницу, что вела из кухни в мансарду.

Он не был мастером плотницкого дела, и работа шла медленно. Уже белые мухи вовсю кружили на улице, и снег на земле подтаивал только к вечеру, чтобы ночью снова лечь. Валька работал с утра и до ночи, потому что, во-первых, больше заняться было нечем, а во-вторых, работа хоть как-то глушила тоску. Впервые в его жизни привязанность к женщине оказалась настолько прочной. Он тяжело переносил отчуждение Юши. Целыми днями он перебирал в памяти все, что случилось в лесу. Он прокручивал в памяти разные сцены, разговоры и упорно искал свою вину. Но все это было напрасно. Так и не найдя ничего такого, чем бы он мог невольно обидеть Юшу, Валька совершенно озлился и принялся просто терпеливо ждать, пока боль обиды пройдет сама собой. Несмотря на то, что он искренне страдал, он был уже достаточно большим мальчиком и знал, что всякое горе рано или поздно проходит и забывается.

Тот вечер тоже начался, как обычно...

... Перекусив кое-чем из своих скромных запасов, Валька снова взялся за топорик и принялся подгонять очередную ступеньку. Предыдущую он запорол и теперь делал все в два раза медленнее: лишнего материала у него не было.