Отступники (СИ)

Четвертый оставил жука в покое, подошел к стеклянной тумбе на которой лежал человеческий череп. Постучал по его макушке. Некоторое время ждал ответа, потом постучал снова, чуть громче.

— Да, — откликнулся череп далеким голосом. — Я слушаю.

— Эт-то я, Четвертый, — представился магг. — П-помните наше п-пари?

* * *

Над низовьем занималась заря.

Именно занималась. Постепенно и пугающе неотвратимо.

Обычно день наступал мгновенно: ярко-зеленое свечение накрывало спящие деревни, словно кто-то говорил «оп-ля». И можно было сеять, пахать, выгонять моховых вшей на луга и ковать пуговицы. А потом так же внезапно, словно оскользнувшись на банановой кожуре, на город падала тьма, и только благодаря системе светящихся гнилушек и ручных светляков, можно было добраться до дому и принять заслуженный отдых.

Этот цикл был довольно аритмичным. Иногда день тянулся так долго, что несчастные низовцы валились с ног от усталости. Это было особенно актуально в том случае, если после такого «светобесия» ночь длилась буквально несколько часов, а то и минут! После чего вновь вспыхивало Зеленое Светило, застывшее высоко на Великой Преграде. В такое утро даже самая гонористая и выносливая певчая мушка, молча отсиживалась в мушатнике. Каждая мушка знала, какое она имеет отношение к супу и мясному пирогу.

Однако «слепые» ночи были куда опаснее, хотя и случались реже. В такие ночи на селение совершались кровавые и разрушительные рейды, устраиваемые дикими племенами светлопасечников, которые жили крохотными общинами при постоянном свечении вокруг светлячьих маток. Обычно они не изменяли своему священному жизненному кредо: пить спиртосодержащие выделения маток и поддерживать демографический баланс постоянными междоусобицами и оргиями. Ничего, кроме своего мерзкого эля из светлячьих соплей и себе подобных они производить не умели. Именно поэтому, время от времени, общины и племена сбивались в огромную всесокрушающую орду, которая нападала на трудолюбивые и мирные хутора низовцев.

Надо ли говорить, что нынешняя ночь выдалась самой длинной за всю письменную историю. Сессионные пророки глухо стонали, скитаясь по темным улицам. «Это конец света!» — вопили они. «Мы слишком пресытились светом нашего милостивого светоча!» — заявляли они. «Мы осмеливались хулить его за то что, бренные леностью, не могли порою забыться в бесполезном сне!» — объясняли они.

И вот оно!

Что?

Огромная рыжая комета приближается к столице низовцев, великому Мыздесьпоявились.

«О, да, это вам не шайка полупьяных варваров!» — глумливо насмехались пророки. «Пришел ваш конец!»

«И ваш тоже!» — орали перепуганные до смерти Мыздесьпоявильсцы.

«Нет, мы пророки, голос Его, и Армаггеддон не тронет нас!» — хитро подмигивали пророки.

Гражданские сразу смекнули что к чему, и потянулись к балахонам, хламидам и кривым посохам. Военные мобилизовались и покидали город, полные решимости остановить опасность. В конце концов в Мыздесьпоявились остались только пророки и стадо блеющих моховых вшей, которые, бодаясь, носились по улицам.

В общем-то это уже походило на конец света.

Но это было только начало.

Затем появились ОНИ! Предсказанные еще на заре времен Колоссы Апокалипсиса.

«Я взглянул, и вот, Колосс Белый, имеющий лук; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И вышел другой Колосс, Желтый; и дано ему взять мир с Низовья, и чтоб убивали друг друга за крохи сладчайшей манны, им посеянной с огромного Пирога.

И когда Он съел Пирог, я слышал третье чудовище, грохочущее: И-ДЬИ И СМА-Т-Ы ПО СТО-О-НА. Я взглянул, и вот, Колосс Вороной. И дан ему большой меч.

И слышал я голос посреди трех чудовищ, говорящий: ко-си пэ-во-го, э-от гор-аст-ый ме-шок сжи-ает цел-ые цы-вы-лы-за-цы.

И я взглянул, и вот, Колосс Бледный, не такой как иные, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять запахом и голодом, и лапой и языком».

Тут уж ни у кого не осталось сомнений, и все девственные Мыздесьпоявильсцы зело раскаялись, а те, кто некогда хулил Зеленое Светило, покончили с собой.

Отчаянье и ужас полоснули когтями по всему погибающему миру низовья. И, как это случается с некоторыми религиями, все произошло вовсе не потому, что кое-кто клал на поднос для подаяний пуговицы вместо монет или выговаривал Зеленому Светилу.

* * *

— Смотри, они обстреливают мой сапог из пушек! Вот маленькие засранцы!

— Нечего было ступать куда ни попадя. У тебя на подошве размазано целое княжество.

Олечуч вышедший вперед, остановился, и сделал предостерегающий жест.

— Тише, — прошипел он. — Подождите тут, мешки с гумусом. Ждать. Кхм. О-о-о, я чувствую, чувствую… Я схожу, посмотрю, что там вверх по лестнице. У-кхм. Может, если мы будем подниматься по одному, что-то измениться.

— Будь осторожен, — сказал я. Есть у людей такое трогательное пожелание, которое облагораживает собственный зад, торчащий из укрытия. Я смотрел, как Олечуч, бесшумный и грациозный, словно крадущийся булыжник, погружается в лоно темноты.