Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Им бы после этого и сгинуть, как демонам из сказки, но своих планов, объявленных еще до премьер тех картин, дуэт оставлять не собирался: они таки экранизировали гоголевского «Вия». Правда, на зализывание ран (по другой версии, на обеспечение по-настоящему современного визуального ряда) ушло почти девять лет. Но Герман же снимал «Трудно быть богом» еще дольше, а Степченко с Петрухиным чем хуже? Россия, как нам когда-то сообщил Николай Васильевич, страна иррациональная. В любой Франции, не говоря о Штатах, после двух подобных провалов режиссер и продюсер сделали бы сэппуку — или, по меньшей мере, пошли бы снимать непритязательные ситкомы для кабельных каналов. А у нас — собрали откуда-то многомиллионный бюджет и перенесли на экран один из главных шедевров великого писателя. Чудеса похлеще гоголевских.

Забудем о соответствии высоким стандартам, заданным первоисточником: история и вообще не знает «адекватных экранизаций», а в случае шедевра даже претендовать на адекватность было бы нелепым. Так ведь это и не экранизация вовсе. Задача ставится иначе: показать, как все было «на самом деле». Для этого на отдаленный хутор вслед за простодушным Хомой засылается британский картограф Джонатан Грин, сыгранный бойким артистом-иностранцем Джейсоном Флемингом. Что забыл гринвичский ученый в украинской глубинке и как именно его перемещения связаны с прологом, в котором он обрюхатил грудастую блондинку, остается туманным, — однако «Вий» не из тех фильмов, которые озабочены ответом на второстепенные вопросы. Здесь релевантны только глобальные «кто виноват?» и «что делать?».

Виноваты, как выясняется, вовсе не силы тьмы, которых имел в виду Гоголь, а православные мракобесы, которым только дай осиновый кол в одну руку и факел в другую, они непременно кого-нибудь линчуют: главным негодяем авторы-прогрессисты назначили не панночку или Вия, а карикатурного отца Паисия, сребролюбивого и похотливого (звездный час Андрея Смолякова, которому досталась единственная характерная роль на весь фильм). Что же с этим всем делать? Уверовать в Бога истинного, для надежности залив глаза горилкой, — другого выхода у бывшего прагматика Джонатана все равно не остается, — и все будет тип-топ.

Чтобы пробиться к этим сомнительным откровениям, зрителям придется попотеть. Забыв о здравом смысле (о хорошем вкусе лучше даже не упоминать), они будут вынуждены искать десять отличий между идентичными казаками с безразмерными усами, чубами и люльками, постигать сомнительную логику побочной романтической линии, со скрипом вспоминать гоголевскую лексику и пытаться примирить ее с постсоветской идиоматикой. На самом деле скрытая основа этого зрелища — вовсе не страшная повесть из «Миргорода», а шутливая быличка из финала «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Помните «Заколдованное место»? Доверчивые селяне — ну в точности как публика российских блокбастеров — ищут клад, а черт водит их за нос. В итоге восходит на заколдованном месте «такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец». Лучше и не скажешь об этом балаганном ужастике, рядящемся в одежды доморощенных «Пиратов Карибского моря» и претендующем при этом на вериги моральной притчи.

Ощущение сносящей крышу эклектики возникает не случайно. Ведь настоящий жанр «Вия» давно известен в России: это каша из топора. То есть в нем есть все ингредиенты — звездный каст, впечатляющие спецэффекты, отличные декорации, респектабельная первооснова, — кроме самых главных: режиссуры и сценария. Поэтому, невзирая на кажущуюся съедобность, во рту остается металлический привкус. В роли топора выступают, собственно, Петрухин и Степченко. Претендующий на детективную интригу сюжет разваливается под весом противоестественно запутанных нагромождений. Режиссура как способность построить внятную мизансцену, создать сколь-нибудь убедительные характеры и добиться пусть даже мимолетного эффекта сопереживания отсутствует начисто.

Зато есть без преувеличения выдающаяся сцена галлюциногенного трипа картографа, в которой казаки, один за другим, перевоплощаются в босховских чудовищ: там же выходит на сцену и сам Вий с его знаменитыми веками. Вот этот эпизод не стыдно показывать хоть Питеру Джексону, хоть Гильермо дель Торо. А все потому, что режиссуры в нем нет вовсе — только безудержная фантазия русских левшей-кустарей, которые, дай им волю, и в Голливуде камня на камне бы не оставили. Как минимум один талант у Степченко с Петрухиным есть: искать правильных людей — будь то декораторы, гримеры, костюмеры или артисты старой школы в диапазоне от Валерия Золотухина до Нины Руслановой, — которые сделают работу за них. Правда, возникает побочный эффект: начинает казаться, что картина — не антиклерикальная парабола, а злободневный антиукраинский памфлет о том, что мятежом на Майдане заправляет нечистая сила и европейцам, если хотят остаться в живых, туда лучше не соваться.