Оттенки

Оба умолкли. В душу старика закралось сомнение. Как? Сны — бесовское наваждение? И это утверждает учитель, набожный человек, о котором все отзываются с такой похвалой? Быть не может… Но пусть сны будут хоть от дьявола, только бы они предвещали доброе. Старику хочется наконец, на старости лет, пожить по-человечески. Он и не думает противиться милостивому господину барону, нет, он согласен и впредь стоять перед ним с непокрытой головой и кланяться в землю, но ему хочется также, чтобы вся деревня, нет, вся волость, весь приход знали, кто такой Март из Лийвамяэ. Ему хочется выдать свою дочь Анну замуж, справить ей свадьбу на славу и дать богатое приданое. Ему хочется сварить крепкое пиво, которое так и валило бы с ног; ему хочется, чтобы гости, напившись этого пива, в которое он подсыплет сырой ржаной муки, лет десять помнили свадьбу лийвамяэской Анны.

Старик так размечтался, что на его худых, морщинистых щеках проступила краска, а в потухших глазах заблестел слабый луч радости и надежды.

Ворота скрипнули, и во двор вошла Анна. Старики обернулись. Мать не могла нарадоваться на свою дочь. Какая она красивая, крепкая! От всей ее фигуры, несмотря на тонкую талию, веет силой и здоровьем. Особенно радовало старуху то, что набожный учитель в последнее время с такой любовью старается приобщить Анну к источнику вечной жизни. Не будь учитель отцом троих детей, лийвамяэская хозяйка пошла бы в своих радостных мечтах гораздо дальше: от нее не укрылось, что даже во время молений учитель глаз не сводит с Анны. Старуха заметила также, что, опускаясь на колени, учитель каждый раз поворачивается лицом к Анне.

— Много ягод набрала? — спросила старуха. — Отнесла бы их на мызу или к лавке, все выручила бы несколько копеек.

— Куда их понесешь, незрелые еще. Их у меня всего горсти две на донышке. Только вам отведать.

Анна протянула матери корзину.

— Какая мелкая! — сказала старуха, взглянув на землянику. — А покрупнее не попадалась?

— Была и покрупнее, да мы съели.

— Кто это — мы?

— Я и учитель.

— Стало быть, учитель тоже по ягоды ходил? — обрадованно спросила Лиза.

— Да, он от скуки пошел в лес, и мы там встретились. Он обещал вечером зайти за нами.

— Да ну? Как он о нас заботится!

— Знаешь, отец, я рассказала учителю, что ты ищешь клад. Он говорит, что это бесовское наваждение.

— А ты бы еще на весь свет растрезвонила, что твой отец клад ищет. Как налетят воры, точно стервятники на падаль, — узнаешь тогда, что значит языком трепать.

— Так ведь учитель не вор, — возразила Анна.

— С каких это пор благочестивых людей ворами стали называть, — поддержала ее старуха.

— Кто его знает, какой он там благочестивый, — сказал старик. Обиженный тем, что люди считали его затею никчемной, он всегда всем перечил.

— Кто его знает… — повторила старуха, передразнивая мужа. — Всякий знает, кто на моления ходит.

— Если он такой уж благочестивый, пусть вымолит нам сухую погоду, — заявил старик.

На это ни Лиза, ни Анна не сказали ни слова. Они прекрасно знали, что если уж старик начал спорить, то его не переубедишь. Поэтому они сочли за лучшее промолчать. К тому же мать и дочь часто говорили между собой — может, Март и впрямь помешался после болезни, как утверждают все вокруг. Особенно укрепилось это мнение с тех пор, как старик принялся искать клад. Но, странное дело, вера и светлая надежда Марта невольно заражали и Лизу.

Поев немного ягод, старик снова принялся рыть яму. Мать и дочь пошли домой.

Незадолго до захода солнца в Лийвамяэ явился учитель. Март работал с таким усердием, что и не заметил прихода гостя. Поглядев, как старик трудится, учитель сказал ему: «Бог в помощь». Март буркнул что-то в ответ и продолжал копать.

— Это та самая яма, в которой ты, как мне говорили, ищешь клад? — спросил учитель. — И даже в воскресенье копаешь.

— В будни-то ведь некогда, надо на мызе работать.

— А зачем тебе эта яма? Зачем осквернять воскресенье? Зачем брать грех на душу?

— Вера без дел мертва, — ответил старик коротко и резко, продолжая выбрасывать землю из ямы. Учитель в недоумении уставился на Марта и, подумав немного, спросил:

— Вера без дел мертва… А ты разве веришь?

— Я твердо верю, что бог благословит мои труды. Бог не обманет.

— Кого?

— Меня.

— Как так?

— Конечно. Ведь это же по божьей воле мне, бедняку, выпало такое счастье.

— Какое счастье?

— Что мне указан этот клад.

— Старик, старик! Есть грехи, которые не простятся ни в этой, ни в будущей жизни, — серьезно и торжественно произнес учитель. — И ты совершаешь такой грех, когда думаешь и говоришь о господе подобным образом. Ты опутан суеверием, а говоришь, что это от бога.

— Правда всегда останется правдой, а правда — не грех. Почему бы богу не помочь мне таким образом? Разве мало я за свою жизнь натерпелся нужды и горя? Ужели я не могу на старости лет отдохнуть?