Оттепель. Инеем души твоей коснусь

— А грибы?

— Да, и грибы, разумеется. Питье у нас есть?

— Питья у нас хватит. Да он все равно всегда с собой привозит! И фрукты, я думаю, тоже. На сладкое я «Наполеон» испеку. Кого зовем?

— Главное, Кривицких. Их помирить нужно. Там шекспировские страсти пошли. Надежда уперлась: «Не прощу, и все!»

— Простит. Куда денется?

— Простить-то простит, но ведь Федор запьет. А это, ты знаешь сама… Катастрофа.

— Тогда уж всю группу зови. И Люську, и Будника.

— Будника тоже?

— А как же без Будника?

— Ну а художника?

Она помолчала:

— Его одного. Без сестры.

Он скрипнул зубами:

— Представь себе: я о сестре и не вспомнил!

— Какой ты забывчивый!

— Я? Не всегда.

— Ну, это я знаю. А Сомова хочешь?

— Придет с двумя женами, с кучей детей…

Она рассмеялась своим низким смехом:

— Да, он молодец, ничего не скрывает! Тогда позовем, но поставим условие. Прийти одному. Без детей и без жен.

— Ну, все. Я на рынок. Пока.

В трубке раздались гудки. Почему она не говорит так, как всегда говорила Марьяна: «Целую тебя, мой любимый»? Боится унизиться? А эта девочка не боялась! И никакого унижения не чувствовала. А каково ей было сегодня? Купила коньяк с шоколадками и пошла признаваться в своей беременности. А он ее, в сущности, выставил. Грубо и просто. Да, все это так, но ведь нельзя забывать, что она спит с Мячиным! Это меняет дело. Так что они квиты. Он вернулся к жене и ребенку, она спит с Мячиным. И хватит об этом! Да, хватит! Он выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью. Аська права: зачем платить за эту квартиру, если он собирается жить на Шаболовке? Дождусь конца месяца и позвоню хозяйке: пусть ищет нового жильца. И тут же что-то екнуло внутри: а может быть, рано? Кто знает, как сложится? Что будет дальше?

Глава 14

«Что будет дальше? — проснувшись утром, подумал художник по костюмам Александр Пичугин. — Нельзя допустить, чтобы она… Да, этого нельзя допустить».

Он испугался того, что может сделать его юная сестра, которая, как он понял из услышанного вчера разговора, ждет ребенка. От кого? То, что она живет с Мячиным, могло быть лишь проявлением крайнего отчаяния. Он-то знал Марьяну! Несмотря на свою внешнюю хрупкость, она была человеком цельным, глубоким и страстным. Могла привязаться к кому угодно: больной дворовой собаке, которую привела домой и выходила, и собака осталась у них, а потом, когда ее через пару лет переехал автобус, Марьяна перестала есть и похудела так, что угодила в больницу, могла привязаться к подружке, которая ее же и предала потом, но Марьяна из сострадания и гордости никому не сказала об этом, а уж к мужчине, да еще к своему первому мужчине, она должна была не только привязаться, она должна была полюбить его так сильно, что ничего, кроме несчастья, не могла принести такая любовь. И кажется, не принесла. А Мячин? Откуда он взялся? Тоже, может быть, от сострадания и гордости? Ведь она же два месяца назад не знала, как от него отвязаться!

Пичугину больше всего хотелось подойти к сестре и приказать ей так, как он приказывал в детстве:

— А ну, выкладывай!

Но Марьяна ничего не скажет. Он вышел на кухню. Сестра жарила оладьи, бабушки рядом не было.

— Я надеюсь, ты не сделаешь аборт? — Он выдавил из себя эти слова и весь покраснел.

— Не сделаю, — твердо ответила она.

— Я у тебя ничего не спрашиваю…

— А я все равно ничего не скажу.

— И глупо! — сказал он. — Нельзя все скрывать!

— А я вся в тебя. — Она усмехнулась.

Пичугин весь вспыхнул.

— А я здесь при чем?

— Здесь ты ни при чем. Я в общем и целом сказала.

Они помолчали.

— Сегодня на Кузнецком показ осенних моделей. Там есть, между прочим, одно пальтишко… Ничего особенного, между нами говоря, но показывать будет Лиля Баскакова, Клеопатра наша. Хочешь пойти?

Она вдруг звонко рассмеялась и поцеловала брата в щеку.

— Кто автор модели? Пичугин А. В.?

— Ну, я собирался признаться. Все некогда было.

— Я так счастлива! Наконец-то!

Глаза у нее сияли, прежняя грустная сосредоточенность в глубине их растаяла.

— Пойдешь?

— Нет, сегодня не вырваться. Мне надо идти в поликлинику.

— Марьяна, ты мне обещаешь? Без глупостей?

— Да, я обещаю. Не думай об этом.

Пичугин глубоко вздохнул, подцепил на вилку самый тощий оладушек, вареньем мазнул, по выражению бабушки, «как украл», выпил стакан кефира и пошел к себе «наряжаться». Марьяна и Зоя Владимировна спокойно позавтракали, тихо поговорили о чем-то незначительном, и Зоя Владимировна крикнула внуку, что тоже придет в Дом моделей, но только попозже. Через полчаса перед их изумленными глазами предстал Онегин нашего времени: на Александре Пичугине был светло-голубой, с жемчужным отливом пиджак, темно-синяя, почти черная рубашка с узким стоячим воротничком, белые брюки, точная копия тех, которые носил герой в знаменитом фильме «Римские каникулы», и простые, как показалось им, серые тапочки, которые при ближайшем рассмотрении оказались вовсе не тапочками, а самыми что ни на есть модными летними ботинками.

— Ну, Санча! — воскликнула бабушка. — Теперь-то уж точно все девушки наши!