– Страдалица вы наша, – согласным хором подтверждали столпившиеся вокруг празднично накрытого стола служительницы писательского дома, никогда в жизни не выезжавшие дальше Малаховки.
В июне 1968 года Юрия Любимова вознамерились изгнать из театра на Таганке, был даже заготовлен приказ об «укреплении художественного руководства». Но Юрий Петрович написал покаянно-протестующее письмо, и его заступникам удалось положить это письмо на стол Брежневу.
И… Рассказывает Людмила Зотова, работавшая в то время в Управлении театров Минкульта: «Якобы помощник Брежнева позвонил домой Любимову, подошла Целиковская, он попросил ее передать Любимову, что все вопросы о нем сняты, что уже куда следует дали распоряжение, и чтобы он позвонил им, что Брежнев очень хочет с ним встретиться и т. д. А Любимов в это время сидит в горкоме партии, где помощник Гришина „воспитывает“ его, чтобы он согласился со снятием с должности главного режиссера и не „шебуршился“. Целиковская звонит в горком, просит Любимова и громко (все слышно) передает разговор с помощником Брежнева. Помощник Гришина слышит, теряется, не знает, что делать, кое-как заканчивает разговор, прощается. Сплетничают, что Гришин схватился за голову, стал говорить, что он отказывается руководить искусством. Верченко удручен, он делал на все это ставку, собирался стать секретарем горкома по культуре (вроде вводится такая должность). Секретаря Кировского райкома на другой же день перевели в генеральные редакторы телевидения. Вроде ты молодец, но кого-то надо на заклание отдать. А в самом райкоме – комедия с пересмотром „дела“. Вызвали Любимова. „Ну вот, – говорят, – Юрий Петрович, мы тут подумали и решили кое-что изменить, снять формулировку «укрепить художественное руководство»“».
22 июля 1968 года, когда решение о вводе войск в Чехословакию, надо думать, уже вызревало, русский писатель Михаил Шолохов отправил коротенькое подбадривающее письмо своему близкому другу:
«Дорогой Леонид Ильич!
Знаю, как тебе сейчас тяжело и трудно, а потому дружески обнимаю и от души желаю бодрости, здоровья и успехов в решении этого муторного дела.
Твой полковник М. Шолохов».
Рассказывая в своем блоге о Ф. М. Бурлацком, я написал, что ему (и его коллегам, consigliere советских вождей) принадлежит авторство, во-первых, Морального кодекса строителя коммунизма (1961), а во-вторых, не успевшей осуществиться идеи о преобразовании СССР в президентскую республику (1964).
И недооценил, оказывается, Федора Михайловича. Это он 21 декабря 1966 года напечатал в «Правде» статью «О строительстве развитого социалистического общества» и стал тем самым автором одного из самых значимых идеологических мемов периода застоя. В ноябре 1967 года (без ссылок, естественно, на Бурлацкого) словосочетание «развитой социализм» произнес Брежнев, а окончательно этот тезис был закреплен на 24‐м съезде в 1971 году.
Спасибо тому френду, кто в личке навел меня на эту историческую публикацию.
Валентин Петрович Катаев, который знал, как это сладко – руководить литературным журналом, уже в свои 84 года смиренно просил главного идеолога – секретаря ЦК КПСС Суслова: «У меня еще хватит энергии на года два посвятить себя редакционной работе по примеру того, как я некогда создавал „Юность“. Если бы мне предложили быть главным редактором „Нового мира“, я бы не отказался и отдал бы всю свою энергию для сохранения его авторитета и подготовил бы себе хорошего преемника. Я думаю, это было бы хорошо для журнала. Каково на этот счет Ваше мнение?»
Катаеву не вняли, на «Новый мир» назначили другого, более бесцветного главного редактора. Но каков сюжет – 84-летний классик, усыпанный всеми почестями, просит не о новой награде, а о журнале, который потребует от него полной самоотдачи.
Выпускное сочинение «Молодой герой советской литературы» я в школе писал о «Продолжении легенды» Анатолия Кузнецова, «Звездном билете» Василия Аксенова и «Истории одной компании» Анатолия Гладилина.
И, как на грех, все они спустя срок оказались пламенными антисоветчиками.
Хотя и Аксенов, и Гладилин успели до этого побывать авторами романов в серии «Пламенные революционеры».
Да и Кузнецов, собственно, тоже отправился в Лондон, чтобы собрать материал для книги о II съезде РСДРП.
«В начальные так называемые перестроечные годы я случайно наткнулся на телепередачу о Л. Н. Гумилеве. О его научных работах, о судьбах его родителей и его собственной судьбе. В заключение корреспондент спросил:
– А теперь, Лев Николаевич, может быть, вы хотели бы что-нибудь сказать Верховному Совету?
Гумилев ответил, что желал бы обратиться к руководству со словами, которыми встречал каждый лагерный подъем его сосед по нарам:
– Дайте жить, гады!..»