Оттепель не наступит

Теми поцеловала Иду в щёку, я протянул руку Феликсу, и тот её крепко пожал. Я даже удивился, что у такого худого парня есть столько сил. И они вышли. Следом вернулась Юнона, ещё более поникшая, чем прежде.

После того, как мы освободили пленников и те с понурым видом погрузили тела товарищей в багажник, на телефон пришло сообщение.

«Плохие новости, друг. Возвращайся быстрее».

Ну, беда никогда не приходит одна. Я к этому уже давно привык.

– Гарьер, больше без предупреждения не заявляйся, – холодно попросила Ида.

– Не буду, – кивнул я, махнул на прощание рукой и вышел на крыльцо.

Юнона сидела на ступеньках, поджав колени, и курила. Булка, лежащая рядом, подняла на меня жёлтые глаза.

– Юна, я…

– Гарьер, мне не нужна твоя жалость и утешение. Со мной всё нормально, – перебила она, а мне стало холоднее на душе.

– Да, ты уже так говорила.

– Езжай домой, детектив. Дай мне переварить сегодняшний день.

Вопреки её словам, я присел рядом и посмотрел на океан. Мне вспомнилось внезапное откровение, мимо воли вырвавшееся у Юноны сегодня. К вечеру стало куда холоднее. Морозный ветер бил в лицо, от чего глаза стали слезиться.

– Прости меня.

Сафи перевела на меня удивлённый взгляд, выпустила из губ дым и спросила:

– За что извиняешься в этот раз?

– За свою глупость и узколобость. Я всегда считал таких, как ты…

– Отбросами? – усмехнулась Юнона. – Не старайся, твои унижения меня не трогают.

– Я вовсе не собирался тебя унижать, – стал оправдываться, мысленно ругая себя за сказанное.

– Гарьер, послушай, ещё днем я тебе сказала: никакого зла на тебя не держу. Прекрати носиться со мной. И да, – она снова бросила на меня взгляд чёрных глаз, – не нужно больше подставляться из-за меня.

– Ты о чём?

– О твоём разбитом лице. Я могу за себя постоять. Мне не нужны защитники.

Почему-то я ей не верил. Сам не понимая переломных причин, вдруг стал чувствовать ясность происходящего. Мне всегда были чужды чужие чувства. Но что-то произошло. И я не мог не ощущать этих перемен.

Разбитая, выброшенная на обочину жизни. Потерянная для общества и для них же опустившая руки. Но я видел кое-что ещё. Зияющую рану в груди, сделавшую эту девчонку той, кем она была сейчас.

Нет, не преступницей. Мне вдруг стала видна вся боль, которую ей довелось пережить. И я кожей стал ощущать то, что она на самом деле излучала.

Гремучую смесь скорби, страданий и невероятной силы. Да, она побывала на дне. Но кто бы из нас смог сохранить себя? Во взгляде Сафи я видел решимость. Это люди называют силой духа. Ещё тогда, когда Юна уткнулась лбом в дуло нацеленного пистолета, готовая принять смерть, я это разглядел. И боялся себе признаться, что именно этот взгляд, эта сила и заставили меня оставить курок не нажатым.

Я поправил очки и попытался унять вдруг разбушевавшееся сердцебиение.

– Что ты так пялишься на меня? – недоверчиво спросила Юнона.

И я смущенно перевёл взгляд. Хороший вопрос. Тяжелый вздох вырвался из груди.

– Я пойду, Юнона, – поднялся я и поправил шарф, – береги себя. И да… Я не врал. Тебе и вправду очень идёт новая стрижка.

Она не ответила. Ветер подхватил пепел с её сигареты и понёс куда-то вдаль. А я вдруг почувствовал, что впервые в жизни тоже захотел курить.

И затем с моих губ сорвалась фраза, которую я уж точно не хотел говорить:

– Это правда. И ты очень…Хорошая. Пиши мне, если вдруг… – на мгновение запнулся, – станет скучно. Хочу видеть твоё имя на экране телефона чаще.

Юнона медленно повернула на меня голову. В её взгляде было недоумение.

– Просто, чтобы не беспокоить Темзу, – бегло сказал я, нервно хохотнув.

А затем развернулся и быстрым шагом направился по улице в сторону станции монорельса, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Что происходит? Мне доводилось тысячу раз делать девушкам комплименты. Я быстро шёл вдоль деревянных домов, изредка поднимая голову вдаль. А затем, повинуясь порыву, повернул к океану, пробравшись мимо низких заборчиков.

Замотав шарф покрепче, побрёл по песку к воде. На волнах, в метрах ста от берега, покачивалась небольшая рыбная ферма, освещаемая лунным светом. Я смотрел на неё, но на самом видел совсем другое.

Перед глазами стояла Юнона. Её тонкие пальцы с обломанными ногтями, касающиеся моего подбородка. Тёмно-карие глаза, в которых, кажется, совсем не было чувств. Печальное выражение лица с тонкими поджатыми губами, отчаянно пытающееся выдавать грусть за ехидство. Её отчаянную решимость во время схватки в «Пальме».

Сердце сделало кульбит, и от мысли, которая возникла следом, стало не по себе.

На пляж стали садиться чайки, которые до этого разлетелись из-за моего прихода. Ветер и грохот разбивающихся волн заглушили все остальные звуки.

Я поднял лицо к небу и закрыл глаза. В воображении снова вспыхнула Юна. Нет, это было не беспокойство. И не чувство вины перед ней. Не попытка реабилитироваться после того, что натворил.