Я помню, во время процесса Синявского и Даниэля Ильин – такой был у нас секретарь Союза писателей… – он мне говорит: послушай, у меня есть билет для тебя на этот процесс. Возьми и посмотри, что там происходит. И ты сам тогда все поймешь. С его точки зрения, Синявский и Даниэль были крайними предателями. И я пошел. И увидел там что-то такое, отчего мне хотелось встать и перевернуть все столы <…> гнусная расправа власти над писателями. И я прямо оттуда пошел в Союз и встретил там Владимова и Гладилина. И говорю: «Ребята, это терпеть нельзя, нужно что-то делать, нужно какое-то письмо написать». И решили написать письмо и послать Арагону в Париж. Закрылись в кабинете Полевого в «Юности» и сочинили вот это первое письмо протеста827
. Это было самое первое письмо протеста, где говорилось, что наступает сталинизм, расправа над писателями. И решили подписи собрать по друзьям. Это была зима 66‐го года. И как-то так наметили, к кому обратимся.Среди этих намеченных лиц был и Рождественский. <…> Я помню, что было собрание Союза писателей, и мельтешили все эти писатели в ЦДЛ, а Роберт стоял так в вестибюле у окна… Подошел к нему и протянул ему лист. Может быть, говорю, ты подпишешь? Он прочел, вынул ручку и подписался. Это меня поразило. Я как-то не очень понимаю, почему так он сделал, даже не спрашивая ни слова. После этого дали текст Евтушенко, тот завертелся, как уж на сковородке. Не отказался подписывать, но начал вставлять какие-то фразы, какие-то амортизаторы, первым начал говорить, что никакому Арагону это нельзя отправлять, а надо отправить в ЦK партии. Ну, хорошо, давайте отправим в ЦK. Отправили в ЦK и больше никуда. Но через день это письмо передавали по каким-то «голосам». Вот это очень загадочная история828
. Я не передавал точно никому. Владимов явно никому не передавал. Гладилин тоже никому не передавал. Может быть, Евтушенко передал. Может быть, из ЦK передали. Ответа никакого не было, но репрессии какие-то начались (Об этом же событии вспоминает и Георгий Владимов: