Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

20 июня. Отменен приговор народного суда о высылке Андрея Амальрика в Сибирь за тунеядство. 29 июля он вернулся в Москву.

21 июня. В докладной записке председателя КГБ В. Е. Семичастного, направленной в ЦК КПСС, приведена запись подслушанного разговора А. Твардовского:

Что такое СЕРОВ в среде художников? Дружно презираемый человек. Творчески – ничтожество, а по человеческим данным подонок. Но зато – рад стараться, стою на платформе (цит. по: В. Огрызко. Тайны советских классиков. С. 457).

Не позднее 22 июня. В Коммунистической аудитории МГУ вечер памяти поэтов, не вернувшихся с войны, в котором, судя по «Хронике университетской жизни», составленной по архивным источникам, принимают участие Юрий Левитанский, Булат Окуджава, Иосиф Бродский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко (О. Герасимова. С. 542).

Первое и по сути единственное выступление Бродского перед большой аудиторией в Москве описано многократно, но описано по-разному.

Так, Валентина Полухина датирует это выступление сначала октябрем 1965 года (В. Полухина. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского. С. 118), хотя затем сообщает, что в июне 1966 года Бродский «был на квартире Евгения Евтушенко в районе Аэропорт вместе с Василием Аксеновым и Виктором Ерофеевым. Евтушенко пригласил Бродского читать стихи в МГУ вместе с ним, Беллой Ахмадулиной и Булатом Окуджавой» (Там же. С. 127).

Владимир Алейников, в свою очередь, переносит этот вечер на весну 1966 года и из Коммунистической аудитории в клуб МГУ:

Зал, конечно, был полон. На сцене председательствовал Евтушенко. Рядом с ним, за столом, сидели Окуджава и Ахмадулина. Вроде был еще и Рождественский. Ну а с краю, особняком, независимо сразу от всех выступающих шестидесятников и весьма угрюмо, сидел, весь взъерошенный, рыжий Бродский. Вечер вел Евтушенко. Со знанием своего привычного дела. <…>

Поначалу он слово дал не кому-нибудь там другому, а проверенному в боях за гражданственность, патриотичному и кристально честному, правильному до оскомины, до зевоты, до тоски зеленой, Рождественскому.

И железный Роберт доверие всех товарищей – оправдал. И стихи он читал – кондовые. Но зато уж – не придерешься. Потому что – насквозь советские. Даже в лирике – верный курс.

После Беллы Ахмадулиной и Булата Окуджавы