Отторжение

Так она и не ушла. Ни разу не оставляла дом и притворное замужество. И молчание, оно поселилось в тот день и с годами только росло. Молчание с кислой усмешкой наблюдало, как они, Рита и ее муж, расправляют постель на ночь, как раздеваются и ложатся, как он протягивает к ней руку, как она напрягается и застывает. Молчание даже в постели устраивается между ними, расталкивает локтями и поглядывает то на того, то на другого – молчание разочарования, обиды, обвиняющее и карающее молчание.

И что сегодня куплено? Помидоры, рыба, сидр, мелочи… сливы и шоколадный порошок – Ивонн пьет с ним молоко на ночь. В эту неделю ушло на один фунт, двенадцать шиллингов и девять пенсов больше, чем она рассчитывала. Досадливо поморщилась. Опять поднялось раздражение – и что? Он опять будет упрекать ее за расточительность? Не умеет вести хозяйство? Плохая жена?

Делаю что могу, огрызнется она, мяса уже несколько недель не покупаю. Но знает заранее: ссора все равно набросит на них свою черную липкую сеть и они будут барахтаться в ней, скучно и безнадежно. В который раз она узна́ет, что муж не сделан из денег, что он работает ради нее не покладая рук, день и ночь.

Она толкнет к нему эту тетрадку по скользкой столешнице – смотри сам. Могу отчитаться за каждый пенни. Он опять начнет сравнивать ее со своей матерью, а она будет удивляться, почему он давным-давно не бросил их с Салли и не ушел окончательно к своей дорогой мамочке.

И на этом арсенал беседы исчерпан. Опять молчание.

Рита так живо представляет эту вечернюю перепалку, что начинает злиться заранее. Главный лейтмотив злости: оставь же меня в покое, в конце-то концов… Посмотрела на аккуратные колонки цифр, поставила дату – 1 декабря 1949 года, а внизу написала:

Конец Недели Заветного Счастья.

Сделала из этих слов аббревиатуру КНЗС – и написала жирно, как приказ, с тремя восклицательными знаками:

Не думать!!! Р. К.

Когда-то они встретились на танцах в Хаммерсмит-Пале, двое с неправильными именами: Рида и Виталь. Двадцать один год прошел с тех пор. А теперь Рита в полном одиночестве переходит из комнаты в комнату, осматривает свое царство – тут надо вытереть пыль, там пора вымыть окна, снять влажной тряпкой кошачью шерсть с дивана. По лестнице с красной ковровой дорожкой (тоже надо бы почистить) поднимается в комнату Салли. Отсутствие дочери ощущается как присутствие. Как будто Салли оставила вмятину на их жизни, как оставляют вмятину на старом диване. Никого нет, а вмятина – вот она. Дочь все равно живет с ними, хоть и уехала.

Открыла платяной шкаф, поснимала плечики с платьями, жакетами и курточками Салли, посмотрела и повесила на место. По привычке пошарила по карманам. Какие-то бумажки, автобусный билет, в швах, как всегда, скопился неизбежный серый пушок. Аккуратно сложенное нижнее белье и чулки на полках, уютный запах нафталина. Коробка из-под обуви с фотографиями. Она совершенно про нее забыла! Присела на край кровати и вдруг заволновалась, будто получила таинственный и неожиданный подарок. Сняла крышку – снимки за несколько лет. Посчитала – ровно двадцать пять. Салли после танца, все еще в объятиях какого-то парня, Салли танцует, здесь Салли восемнадцать, а вот здесь девятнадцать, двадцать… разные прически, разные платья, но всегда смеющаяся. Или с особой, немного нервной улыбкой, которую почему-то всегда вызывает магниевая вспышка. Блестящие глаза, румяные щеки, счастливое лицо.

Салли с ума сходила от танцев. У нее было несколько излюбленных клубов, но она предпочитала те, куда пускали и иммигрантов. Там ей было веселее, там ее постоянно приглашали, никто не чурался ее оливковой кожи и черных волос, там за ней ухаживали и провожали домой. Рита мало что знала про интимную жизнь дочери, но нетрудно догадаться. Ну что скажешь – принцесса… Как будто смотришь фотографии из жизни какой-нибудь гламурной кинозвезды – какое все это имеет отношение к Рите, к будням, к бесконечным вопросам, которые ставит жизнь и требует немедленного ответа? Салли – чужой человек, живет чужой, неизвестной ей жизнью. Когда же, когда они так отдалились друг от друга? Рита раз за разом всматривалась в потное от танцев, счастливое лицо этой молодой женщины, ее дочери. Ей не нравится опасная близость тел Салли и ее кавалеров, даже думать про нее не хочется.

Мужчины…

Рита сняла очки. Подносила фотографии чуть не к самому носу и разглядывала по нескольку минут: а вдруг что-то осталось незамеченным, вдруг выпуклые линзы очков обладают свойством скрывать малоинтересные для них детали? Красивые маслянистые блики на перманенте… Салли всегда смотрит прямо в объектив, а мужчины, те, кто держит ее в объятиях, уставились на нее так, будто им достался экзотический трофей, будто не верят своим глазам – надо же, какая птица оказалась в моих руках…