Отторжение

Всем было очевидно, что антисемитские пасхальные проповеди греческих православных священников провоцируют насилие. Даже патриарх это понял, и в 1891 году был издан циркуляр, запрещающий церемониал сожжения чучела Иуды по всей стране.

Катрин присела за столик в полупустом уличном кафе – выпить кофе, съесть апельсиновое пирожное в меду и посмотреть в телефоне новостную ленту. Сейчас другое время, другое столетие, сегодня ее день рождения, а город вымер: Пасха. Новостное бюро AP сообщает: накануне в портовом городе Эрмиони жители сожгли соломенного Иуду. Видео: чучело на отжившей свое лодке в окружении десятков катеров с зеваками, лица освещены костром и вспышками фейерверков. В Гании на Крите сколотили деревянного Иуду и волокли по городу, чтобы дать жителям счастливую возможность молотить его палками. Во Фракии дети, подражая взрослым, тоже сделали чучело Иуды и выпрашивали по дворам сучья и обрезки досок для костра. В некоторых поселках сожгли соломенные чучела на площади, кое-где имитировали расстрел Иуды, стреляли из охотничьего и боевого оружия. Другое агентство сообщает о событиях в старинном городе Монемвасия, там священник лично запалил Иуду и еле успел отбежать: кто-то начинил чучело взрывчаткой. Видео: взрослые и дети с мобильниками наперевес снимают экзотическое зрелище.

Я не всегда была воином. Когда-то я была больше похожа на гусеницу, чем на солдата. Гусеницу бабочки, лишенную способности к ориентации. Была мать, было молчание, была тоска по другой жизни. Но что может знать десятилетняя девчушка о какой-то другой жизни? Не той, которой она живет, а другой…

В доме у мамы, там, где я росла, были запрещены два слова: “еврей” и “папа”. Были и другие опасные слова, они появлялись и исчезали, некоторые переходили в разряд разрешенных, но эти два всегда оставались табу, и я понимала, что между ними есть какая-то связь. Иногда я навещала папу и всегда обращала внимание: он ест так, будто у него вот-вот украдут его обед. И я быстро сообразила, что существует еще одна связь: между отторжением и доверием.

Я слышала рассказы папы о его отце.

Они всегда заканчивались долгим молчанием.

Молчание может быть разным. Молчание зимних улиц и подводных пещер. Молчание может быть белым, как вуаль снегопада. Иногда молчание – многозначительная пауза между двумя нотами или аккордами, но такое молчание тоже музыка. Молчание может быть случайным взглядом, запахом теплой кожи или пота, спиной отвернувшегося человека. А молчание моего папы было полно потерь. В нем заключено то, чего уже нет и что считается забытым. Матрас, который надо взвалить на спину июньской ночью, потому что так велели вооруженные люди. Они выгнали папу из дома, хотя ему всего восемь лет. В его молчании – непрерывное ожидание отца, моего деда, угнанного для рабского труда. Что-то он должен был строить для венгерской армии. Молчание иглы, которой пришивают желтую звезду на курточку как раз над сердцем. Молчание моего отца – это долгие часы стояния во дворе полицейского управления в ожидании погрузки на поезд.