Отторжение

Если с мелкотой всё было более-менее, то Вира угасала с каждым часом. Я за десять лет так и не удосужился узнать, прививала её от дифтерии или нет. Сам-то рос сорняком, не получая вообще никаких инъекций. А Вирка-то — москвичка, любимая дочь в семье. Наверное, организм ослабел. Нонка девяносто третьего года рождения. Беременность пришлась на время «шоковой терапии». Сплошные стрессы, неправильное питание, тревога за мою жизнь. Я тогда работал в Таджикистане, всё время ходил под дулом.

И в итоге — силы кончились, иммунитет упал. А тут — эпидемия дифтерии по всей стране. Миокардит дал тахикардию. Та, в свою очередь, аритмию сердца. Врач сказал мне, что Виринея к моменту поступления болела уже две недели. А, может, и все три. Привезли бы раньше… А так случился парез мышц глотки и гортани. Токсическая форма болезни протекала бурно, быстро.

В ночь на семнадцатое февраля я проснулся, как от толчка. Мне снилась ёлка в свечках, накрытый стол. Вира в бархатной шляпе-«шуте», на которую она неделю пришивала стразы, бусины, бантики и перья, кружилась по комнате и мурлыкала: «Прощай, леса, прощай, поля, пою в последний раз…»

Я никогда не знал такой песни, и потому удивился. А, проснувшись, осознал весь жуткий смысл этих слов. Вира действительно нарядилась так новогодней ночью. На высоченных каблуках, с шёлковым платком на шее, с гремящими браслетами на запястьях, она пела и плясала с бубном. Разноцветные колготки обтягивали её тонкие, сухие ноги. Но песня была совершенно другая, и вокруг жены прыгали наши дети. Во сне же она была совершенно одна.

Похолодев от ужаса, я взглянул на часы. Три тридцать пополуночи. За окном — дождь со снегом. Утром я позвонил в справочное, и меня срочно вызвали в больницу. Там выяснилось, что в четвёртом часу утра сердце Виры затрепетало особенно сильно, и в три тридцать остановилось. Интенсивная терапия, то есть реанимация, результатов не дала.

Теперь я узнал ещё одно место в Москве — Хованское кладбище. Как бы ни сложилась моя судьба, я обязательно лягу здесь же. Надо оформить завещание. При моей работе и уже далеко не блестящем здоровье это будет не лишним. Конечно, я могу изменить Вирке телесно, но никто и никогда не займёт в моей душе её ниши. Без женщин молодому мужику не прожить, но это — совсем другое…

Роман Брагин мне, кстати, нравится. Из рассказов Оксаны Бабенко во время подготовки к «погружению» я вынес совершенной иной его образ. В воображении рисовался громадный терминатор, не знающий преград и сомнений, способный только убивать. Ну, может, ещё гулять с непристойными девочками — в минуты отдыха.

Потом я ближе познакомился с лучшим сотрудником Андрея Озирского. Он показался мне комплексантом, несмотря на замечательные внешние данные. Я понимал, что Роману стыдно за себя, такого неотёсанного и грубого. Конечно, столичное воспитание парень получить никак не мог. Алкоголик-отец ничего детям не оставил. Пришлось перебиваться не совсем законными заработками. Кроме жены с детьми, у Романа на иждивении сестра и племянница.

— Я Аське не разрешаю аборты делать, — заявил мне этот зверь в человеческом обличье. — Как можно убить дитё только потому, что мало денег? Он же невиновный пока, ни перед кем. Пусть родится и вырастет сперва, а потом уж и спрос с него будет…»

Роман говорил это, а сам смотрел смущённо, заикался. Он не всегда мог подобрать нужные слова, и оттого тушевался ещё сильнее. Материться при мне он стеснялся.

Мы прошли на стоянку, где Роман оставил шестисотый «Мерседес» антрацитового цвета. Когда поехали в город, я сразу обратил внимание на грузовичок «Газель», следующий сзади.

— Во, ведут уже! — весело заметил Брагин. — Ковьяровцы. Смотрят, куда поедем.

— А куда мы едем, Роман Григорьевич?

Я прикидывал, не завернуть ли нам на Литейный. Нужно дать понять «наружке», что мой визит в Питер никак не связан с прибытием Ковьяра.

— Андрей давал распоряжения на сей счёт?

— Он приказал действовать по обстановке. Сейчас попробуем «хвост» сбросить. Плевал я на них, конечно, но всё ж непорядок.

Брагин достал пачку «Мальборо», угостил меня. Говорить было уже не о чем — все детали операции мы давно обсудили. К тому же, кто знает, аппаратура какого класса сейчас стоит в «газели»? Вдруг там слушают каждое наше слово? Пока мы перекидывались нейтральными фразами, всё было в порядке. То, что Роман упомянул ковьяровцев, тоже ничего не меняло. А то мы не знали, кто за нами может следить!

Главное было не дать им шанс сорваться с крючка, почувствовать связь между двумя автономными событиями — моим визитом и предстоящей «стрелкой» с людьми Чёрной Вдовы. Сам я не имел чести лично знать эту женщину, но вот Озирский, оказалось, с ней хорошо знаком. Он и разработал операцию, где, наряду с живыми людьми, участвовал и погибший Эдуард Косарев.