Отторжение

Я вылетел в Петербург, прочитав объявление в газете «Московский комсомолец». Там, в колонке «Key Club» я прочёл сообщение, что Мила, 32 лет, хочет создать семью». Располагалось оно на десятой строчке снизу, как мы и условились. Матери не было дома, и я крикнул Мишке, что срочно уезжаю в командировку. Братец как раз умывался. Он пожелал мне через дверь удачи и снова зафыркал под краном. Я же поспешно сбежал по лестнице, чтобы долго не прощаться с детьми и не видеть их слёзы.

Сейчас, проезжая по Московскому проспекту, я вспоминал Никиту Ковьяра. Почему-то он буквально встал у меня перед глазами — в тёплом шерстяном пиджаке в клетку, с замшевыми заплатами на локтях. Кроме того, на нём были кепи, водолазка и бриджи до колен. Так выглядела униформа членов элитного охотничьего клуба где-то в Англии. Именно его членом и ухитрился стать наш соотечественник.

Обладая дикой страстью к карточной игре и охоте, на зверей и людей, Никита Зосимович до сих пор был дьявольски удачлив в любом начатом деле. Но и я не мог пожаловаться на немилость Фортуны. Ковьяр часто повторял, что «несчастные в любви в игре счастливы». Видимо, намекал на свою разбитую семейную жизнь.

Что ж, теперь и я могу претендовать на счастье. Интересно, будет перестрелка или нет? Ведь охрана с Ковьяром едет мощная, и терять ребятам нечего. Всех бойцов хозяин подбирал по своему вкусу. А он словно был сделан не из того теста, что остальные. Наверное, биохимический состав активных веществ в его мозгу сильно отличен от нормы.

Это позволяет людям вроде Ковьяра испытывать в минуту опасности не страх, а эйфорию. Кора головного мозга моего подопечного отличается повышенной выносливостью. Наверное, о таких людях и писали исследователи Делаверского университета из США. Насчёт себя я не в курсе. Знаю только, что в рулетку играть не люблю. Да и не могу себе такое позволить. Трое детей — не шутка. Куда их деть, в случае чего? А Никита разведён, да и вообще ему на всех наплевать.

Но «зябликом», то есть трусом, меня не считал ещё ни один враг. И я доставлю тебе кайф, Никита Зосимович. Понадеемся, что это будет последний раз в твоей жизни. Кроме того, ты что-то занервничал в последнее время. Задолбал я тебя, как выражается Озирский. Воспользовавшись указом Президента о первоочередных мерах по борьбе с преступностью, я убрал на решётку на тридцать суток всех известных твоих людей. Ведь на любом из них висит дело, которое, при случае, можно поднять. А ты, лопушок, погрешил на предательство Эдика, который на самом деле дрался за тебя до последнего…

Когда волна арестов прокатилась по всей России, от Владивостока до Москвы, Ковьяр окончательно решил не искушать судьбу. В такой ситуации нельзя было портить отношения ещё и с Чёрной Вдовой. Она, при случае, могла помочь. Так, по крайней мере, считал Никита. Мы заставили его выбрать из всех зол меньшее. И теперь он считал Дарью Ходза едва ли не своей спасительницей. По этой причине он запретил Бате плохо говорить о Чёрной Вдове, и даже пригрозил прогнать.

— Так мы куда едем? — спросил Брагин. — В офис? Андрей там ждёт не дождётся. Хочет ещё до всего свидеться.

Я проверил, идёт ли сзади «Газель». Никуда она, родимая, не делась. Интересно, она нас прямо до агентства будет сопровождать, или как?

— Поехали. Мы здесь пока лишние.

Я понял, почему Роман вдруг затормозил. Сначала решил, что он хочет купить в ларьке сигареты. И заодно проверяет, как будет вести себя «хвост». Ему надо или промчаться мимо, или приклеиться к нам на стоянке. Да, конечно, те тоже притёрлись к краю тротуара. Всё очень грамотно, незаметно. Ну, тоже захотели покурить — что здесь такого?

Но Роман остановил «мерс» совсем по другой причине. На краю тротуара стоял высокий чернявый парень с поднятой рукой. Видимо, он хотел поймать машину. Но почему Брагин решил его подобрать? Вообще-то, по инструкции это не положено. И Роман никого никогда не подсаживал на улице.

Но в следующую секунду я понял, что они знакомы. Тут уж, конечно, мимо не проедешь. Брагин открыл дверцу, и парень сел назад. Когда они с Романом здоровались, я обратил внимание на их часы дорогих марок. Наш пассажир носил «Tissot», Роман — «Longinus», модели «Адмирал».

— Прохор Прохорович, это Мохаммад Эфендиев, — представил парня Роман. — Про его отца вы слыхали.

— Да, очень приятно! — Я с удовольствием пожал руку сыну Падчаха.

Впрочем, тут же и насторожился, потому что выглядел парень плохо. Кожа его, прежде смуглая, стала восковой. Щеки были впалые, талия тонкая — даже для молодого горца. На лице темнела щетина примерно двухдневной давности. И рука парня, когда-то сильная, тренированная, теперь походила на замороженную доску.

— Вы специально нас ждали здесь? — спросил я. — Озябли, наверное?

Мохаммад устроил рядом с собой на сидении большой американский баул. Ответил он не сразу, потому что дышал тяжело, и двигался с трудом. Над его верхней губой блестели мелкие капельки пота. Роман тоже всё это увидел и даже растерялся.