Отторжение

Наш автомобиль лихо свернул на Приморский проспект. Бежевый «Мицубиси» нас уже не вёл. А я находился в таком смятении чувств, что никак не мог выявить новый «хвост». Но я знаю, что он есть. Не таков Ковьяр, чтобы оставить нас в покое. Но теперь ясно одно — нужно везти Мохаммада к Андрею. У того в городе много знакомых и друзей. Может, дадут человеку пристанище — хоть ненадолго. О том, что Эфендиева-младшего можно задержать, я даже и не думал.

— Ваш отец рассказал Озирскому про несостоявшиеся похороны, — заметил я. — Это можете опустить. Но, как я понял, вы потом узнали фамилию этого сержанта. Каким образом?

— Я долго лежал уже здесь, в отдельной палате. Из живота и рёбер торчали трубки. И в вене — игла от капельницы. Конечно, всё время кололи наркотики, и я дремал. Видел наши дома, равнину, горы, ворота с орнаментом. Родные места вставали перед глазами. Я то отлетал туда, в Чечню, то искал пропавший перстень. Мне так и не довелось увидеть отца. Когда я пришёл в себя, он уже уехал.

За Большой Невкой, в ЦПКиО, орали вороны. В эту зиму река не вставала, и воду схватило ледком только у берегов. Я подумал, что надо остановиться на Приморском шоссе под любым предлогом, дождаться приезда кортежа Ковьяра. По пути в Ольгино, где назначена «стрелка». Он не минует нас ни за что. Но, прежде всего, нужно отвезти в Лахту Мохаммада, поставить в курс дела Андрея Озирского.

Раненому становилось всё хуже. Погода изменилась, асфальт Приморского проспекта замело. Снежинки таяли, не долетая до тёмных вод Большой Невки. Воздух становился светло-синим от непривычной, совсем зимней белизны. Фонари, словно обрадовавшись, засветили ярче. На визит в агентство оставалось совсем мало времени.

— Я не жалел автомобиль — у меня их целый гараж. Я ведь автогонщик по профессии, — продолжал Мохаммад. — А вот перстень от меня будто с кровью оторвали. И не потому, что много золота. На нём выгравированы слова Пророка, да пребудет с Ним мир! Одежда меня и вовсе не интересовала. Цепочки — тоже. Пусть бы всё забрали, раз они такие нищие — белые люди! Но память о хадже, о той земле, где зародился ислам, должна быть со мной. Вспоминал, что перед бегами там верблюдов поят парным молоком на меду. Всё хотел сказать, чтобы мне принесли такое питьё — тогда сразу поправляюсь.

— Мы и принесли, — улыбнулся Брагин. — Причём несколько бутылок. Труднее всего было найти корову. Но и с этим помогли добрые люди.

— А ещё тот сержант не выходил из головы. Казалось бы — война, всё бывает. Но даже не расстрел меня потряс, а пинок в поясницу. Это когда человек уже сдался, и ответить тебе не может!

— Мало у вас данных, чтобы найти сержанта, — заметил я. — Мой брат, например, его тёзка, и в таком же звании. Более того, он приехал в отпуск из Чечни, привёз такой же перстень. Да и по описанию походит. Наверное, мать-природа не так изобретательна, как мы о ней думаем.

— Ваш брат? — удивился Мохаммад.

Мое азиатское лицо никак не связалось с Мишкиной наружностью. Из-за этого Эфендиев-младший не совсем мне поверил.

— У нас разные отцы, — пояснил я. — Мы сводные.

— Ах, да, конечно, — кивнул Мохаммад. — Так вот, я успел почувствовать, как с меня сорвали перстень. Скорее всего, это сделал именно тот сержант. А Хасиновы рассказали, что мой «Мерседес» увезли на тросе, прицепив к другому грузовику…

Неужели?… Нет, не может быть! Мишка — парень с заносами, но всё же не такой, чтобы хладнокровно расстрелять человека и тут же его ограбить. Наверное, он брал вещи в заброшенных домах. Могу даже допустить, что спьяну отбирал их под дулом автомата. Но убить — не в бою; штатского, мирного человека! Раздеть его, ограбить, подцепить машину на трос…

Но привёз же брат в подарок две пары серёг, юбки, платки. Значит, не только Мохаммада ограбил, но и каких-то женщин, детей. Откуда он взял куклу для Нонки? Узнать бы у брата, где он взял все эти шмотки, все эти милые мелочи. Противно, если грабил брошенные магазины. Ещё хуже вариант, когда он мог взять вещи из чьего-то дома. Но это ни в какое сравнение не идёт с тем, о чём говорил сейчас наш попутчик.

— Ну, мерещилось тебе разное под наркозом! — нетерпеливо сказал Роман. — Часто так бывает. А насчёт фамилии-то как?…

— Я в забытьи просил одного, — тихо сказал Эфендиев-младший. — Одно одного: кто он? Откуда приехал воевать в Чечню? Признаться, я не надеялся на ответ. И вдруг мне то ли показалось это, то ли приснилось… Знаете, Прохор, он не может быть вашим братом.

— Почему? — с заметным облегчением спросил я.

— Вы где живёте? — Мохаммад, тем не менее, буквально прожигал меня глазами.

— В Москве.

Я увлёкся этой беседой. Неизведанное всегда привлекало меня.

— Вот видите! А он — из Нижнего Новгорода, — уверенно сказал Мохаммад.

Я до крови прикусил язык и укладкой сплюнул в платок.

— И потом… Ведь ваша фамилия — не Самохин?

— Я же сказал, что мы не полнородные братья. — Мой голос звучал как бы со стороны.