Отторжение

Наверное, Гай позволит мне возвратиться. Информация о спутниках тоже очень важная. Но мне здесь оставаться нельзя. Слухи могут просочиться в город, и за мою жизнь никто не даст ломаного гроша. Нужно скорее принимать решение. Меня ведь могут куда-нибудь услать. Всё зависит от кого, что прикажет Ковьяр.

Я не заметила, как уснула. А потом вспомнила, что мне снилась полная луна.

11 октября. Всё-таки повезло, что у Ковьяра и Косарева нет детей. В том случае они видели бы груди жены, страдающей маститом. А так решили, что меня до такого состояния то ли защипал, то ли затискал Гуляев. А я рассвирепела и обошлась с ним круто. Вадим ведь пьяный был. С таким легче расправиться. «Кексов»* даже младшие школьники убивают и грабят. А уж я-то тем более могу это сделать.

«Ломка» всё спишет. Правда, сумасшедшую сестру Косарева Никита Зосимович у себя держать не станет. И самой мне стыдно — ведь валялась голая, поперёк трупа Гуляева, когда сломали двери. Теперь я не могу даже высунуть нос в коридор. Да и горничная смотрит с откровенным презрением.

Скоро хозяин с Эдиком улетят в Сидней. А я должна добиться, чтобы ко мне прислали именно того врача, о котором говорил Гай. Если я не передам в Москву добытые сведения, Гай опять упустит Ковьяра. Ладно, что горничных тут две. Одна — китаянка, которая не лезет в чужие дела. Она пообещала сварить какие-то местные травы, чтобы я избавилась от инфекции.

Вечером явился деловитый и вежливый Эдик. Он потрепал меня по щеке и сказал, что привёл клёвого «лепилу»*. Такого, что я буду на второй день уже плясать. Оказывается, и он на практике использует древние китайские снадобья.

12 октября. В Москве — крах на бирже. Рубль упал чуть ли не на сто пунктов сразу. Деловой мир Владика лихорадит. Следовательно, брату не до меня — надо всё время быть с хозяином. Вообще-то, паника на валютном рынке случилась одиннадцатого, во вторник. Мы же здесь узнали только в среду.

Я не выключаю телевизор, чтобы труднее было подслушивать. Врач — обворожительный молодой мужчина с явной примесью китайской крови — учтиво улыбается и много курит. Мне пришлось жечь бумажки, на которых я писала свои донесения и отчитывалась о пребывании в имении Ковьяра. Иначе изложить полученные сведения я никак не могла.

Доктор спросил, какая у меня была температура в последнее время. Я назвала условные цифры: 37,6; 38,1; а потом — 35.2. Доктор внимательно осмотрел меня и сказал, что сейчас же выпишет рецепт. Он жестом пригласил меня в постель и пальцем в воздухе нарисовал знак вопроса. Я с трудом нацарапала всё, что узнала о поездках Ковьяра за границу. Сообщила, что послезавтра он отправляется в Сидней.

Насчёт Гуляева решила умолчать, но о предложении Косарева вернуться в Москву сообщила. Всё равно никто меня к их кухне не приблизит, так лучше и не вызывать подозрений. Прислуга у них проверена-перепроверена. Кадров хватает с лихвой. Так что ничего Дайане Косаревой во Владике не светит. Разве что купит ей братец квартирку с видом на бухту Золотой Рог.

Врач принял информацию к сведению, сжёг листочки на зажигалке. Пепел смешал с тем, что остался от сигарет. Потом включил кондиционер и наклонил гладко причёсанную голову, давая знать, что свидание окончено. Моё донесение он переправит Гаю, а через несколько дней сообщит ответ.

Когда доктор ушёл, оставив рецепт для отвода глаз, я вытянулась в постели под одеялом. Надо немного поспать — опять устала. Наверное, Прохор позволит мне уехать отсюда, раз всё равно ничего не получается. Съездила Дайана в гости к Эдуарду, и ей не понравилось. А кому во Владике после Москвы понравится? Это валетом нужно быть — то есть без чердака. Вот девочка и сбежала — всё правильно.

Судя по всему, относительно снимков со спутников я дала важные сведения. Пусть теперь разбираются с этим «ателье». А Гуляев… Эдик не даст меня в обиду. Специально хочет отправить в Москву, чтобы я не мозолила глаза хозяину и дружкам покойного.

В это время в дверь постучали — трижды, частой дробью, как это делал только Косарев. Пришлось со вздохом вставать, надевать пеньюар и идти к двери.

— Ты, Эдинька?

Я уже без труда называла так свинообразного громилу. От вышеупомянутого животного его отличали только неестественно чёрные, будто накрашенные брови. Интересно, когда они вернутся из Австралии, отпустят ли меня в Москву? Ах, блин, там же за мной следить начнут — для того и выпроваживают. Куда поеду, с кем встречусь… Это и ежу понятно. А я-то размечталась! Никуда Гай меня не отпустит, и правильно сделает. Разве что силком выдворят меня в столицу. Тогда придётся жить на Спиридоньевке и мучиться от невозможности посетить свою семью на Звенигородке.

— Я. Открывай, дело есть!

Косарев явно откуда-то приехал. Я только что слышала урчание мотора за окном. Он говорит не зло, но и не ласково. Скорее — равнодушно, как с чужой. Эдуард вошёл в комнату, снял белый плащ, кинул шляпу на кресло.

— Что случилось? — Я опустилась на краешек постели. — Ты же сказал, что сегодня больше не придёшь.