Отцеубийцы

Его вопли никогда не пугали Анежку, не испугали и теперь. Шарке казалось, что еще немного – и мать усмехнется трактирщику прямо в лицо, а тогда не миновать большой беды. Раз Дивочак позволил себе орать на Анежку в присутствии гостей, значит, он очень, очень зол.

– Сам подставляй зад высоким панам! – крикнула Анежка в ответ. – Раз ты так хочешь им услужить, кто тебя останавливает? А я…

– А ты закрой свой рот! Я дал тебе кров и работу, чтобы теперь ты дерзила моим гостям, лишала меня денег и еще смела на меня орать?

– Я не стану раздвигать ноги перед твоими драгоценными гостями, как твои девки. Если так уж надо, попробуй сам…

Она не договорила: Дивочак схватил ее и встряхнул. Анежка тонко вскрикнула: против трактирщика, похожего на косматого кабана, она казалась крошечной и хрупкой. Но силы в этом теле оказалось достаточно, чтобы выдернуть руку и завалить Дивочака на спины пьянчуг.

Дэйн в руках Шарки заревел, и девочка прижала брата к себе, пытаясь успокоить. Дивочак ненавидел детский плач: это напоминало ему о собственных детях, из которых ни один не дожил и до пяти лет. Дэйн же, как назло, уродился громким, в Анежку. Ему было всего два года, но он сообразил, что матери угрожает опасность, и ни в какую не собирался затыкаться.

Дивочак поднялся. Плач Дэйна и смешки вокруг только подкрепили его ярость. Он схватил со стола недопитую кружку и, облив пивом гостей, швырнул ее под ноги Анежке:

– Выметайся, неблагодарная тварь! Я дал тебе все и ничего не просил взамен, кроме уважения! Бери своих ублюдков и вали на все четыре стороны!

Шарка поймала его взгляд, и ей показалось, что трактирщик начинает остывать. К ней Дивочак относился тепло: в отличие от матери и брата, она была тихой, как мышка, послушной и милой с гостями. Но нет, всего лишь показалось… Дивочак снова повернулся к Анежке, дожидаясь ее ответа. Та отвела взгляд. Медленно, почти величественно, чтобы выразить ему свое презрение, она прошла к детям:

– Пойдемте.

«Куда мы пойдем, мама?» – спросила Шарка одними глазами, но Анежка уже размашисто шагала в сторону их каморки.

Анежка принялась собирать вещи, изо всех сил старалась не показывать, как она встревожена. Но руки у нее дрожали, а взгляд слепо рыскал по комнате, не находя того, что лежало прямо под носом. Шарка все качала Дэйна. Тот уже не орал и лишь морщился, когда она не откликалась на его требовательное «мама».

– Никому не позволяй тобой командовать, – пробормотала мать. – И не давай обращаться с тобой как с вещью. Никто не смеет говорить тебе, что делать. Никто тобой не владеет. Ты поняла меня?

Она повернулась к дочери:

– Шарка, ты поняла меня?

– Но, мама, куда мы пойдем? – прошептала та. – У нас никого и ничего нет, а там зима… И люди Хроуста совсем рядом…

Сердитое фырканье было ей ответом. Дэйн выпутался из хватки Шарки, подошел к матери и потянул полы ее старого платья на себя. Анежка, стараясь не смотреть на сына, подхватила его на руки. Зарывшись лицом в ее огненные волосы, мальчик успокоенно затих. Шарка ждала ответа, но у Анежки его, кажется, не было.

– Никогда ни для кого мы не будем вещью…

Она села на старый сундук и стала укачивать Дэйна на коленях. Шарке была хорошо знакома эта глубокая упрямая складка между бровями матери. Анежка не собиралась отступать. Метель за окном, пустота в кармане, война вокруг – ничто не заставило бы ее принять поражение.

Шарка поднялась и выбежала из комнаты, чувствуя, как ресницы тяжелеют от слез. Для нее, восьмилетней девочки, все эти слова о гордости и достоинстве значили лишь одно: им снова придется многие дни идти в поисках пристанища, только теперь еще и с Дэйном на руках, сквозь снег, с пустыми животами, по дорогам, кишащим разбойниками.

Она сама не заметила, как оказалась в коридоре, ведущем на кухню. Оттуда доносились запахи еды, которой никогда не было вдоволь, но это было лучше, чем ничего. Вздрогнув, она увидела в проеме спину Дивочака и юркнула за угол, но успела поймать на себе его взгляд. Понять, насколько он зол, Шарке не удалось, но при виде трактирщика сердце застучало быстрее. Не от страха – что-то другое, похожее на страх, но с незнакомой примесью, заставило девочку сначала застыть, а потом на ватных ногах подойти к владельцу трактира.

– Пан Дивочак…

Он сделал вид, что не услышал ее за бульканьем похлебки в супе и болтовней кухарок, которые наверняка обсуждали очередную выходку Анежки. При виде Шарки женщины склонились друг к другу, не пряча глумливых улыбок. Шарка отшатнулась. Что на нее нашло? Что она ему скажет?

– Ты что-то хотела? – спросил наконец Дивочак, не глядя на девочку. Но голос прозвучал не так сердито и страшно, как она ожидала, хотя трактирщик все еще дышал с присвистом, будто не оправился от вспышки ярости.

Шарка подошла к нему и сложила трясущиеся ладони вместе.

– Пожалуйста, – взмолилась она тонким голоском, который развеселил кухарок еще больше, – не гоните нас. Дэйн еще маленький, он не сможет… У нас больше никого нет, кроме вас…