Отто посмотрел на Цецилию. Она иронически, с видом превосходства, улыбалась ему. Он протянул ей руку и сказал:
— Значит, я был несправедлив к тебе, Цецилия!
Она взяла поданную руку, притянула к себе его голову и поцеловала на глазах у матери. Фрау Фогельман сидела, сложив руки на коленях. С упреком, но так, чтобы Отто не заметил, смотрела она на дочь.
Да, такова была Цецилия, немножко опрометчивая и легкомысленная: девушка со слишком вместительным, но добрым сердцем.
На севере медленно рассветает, и так же медленно день погружается в сумрак и ночь. Отто и Цецилия видели, как зажглись огни маяков и бакенов, красные, зеленые, бледно-желтые. Огни вспыхивали и на судах. Очертания противоположного берега уже расплывались в темноте. Вверх по течению, там, где лежит Гамбург, на небе стояло розоватое сияние. Ветер доносил через реку и дамбу протяжные гудки океанского парохода.
Отто и Цецилия шли мимо маленьких рыбачьих хижин, островерхие крыши которых едва возвышались над дамбой; домишки прочно вросли в зеленые луга, лежавшие ниже уровня воды. Кое-где на дамбе стояли рыбаки и смотрели на реку. Иногда вспыхивал тлеющий огонек трубки. Рыбаки молчали. Никто не обменялся с парочкой вечерним приветствием. А Отто ясно чувствовал, что из темноты на них обращены любопытные взгляды.
— Куда же мы идем? — спросил он шепотом.
— Неужели ты устал? — разочарованно ответила она. — Чудесный вечер. Я рада побыть с тобой минутку наедине.
«Вот девушка! — дивился про себя Отто. — Ничего-то она не боится. Пришла бы сюда одна».
Из разорванных облаков проглянула луна. В просветах между ними мерцали звезды. Как странно: там внизу, на реке, темнота еще плотней, чем на дамбе, чем в вечернем небе. Отто оторвал взгляд от реки и поднял глаза к звездам.
— Вот Венера, — сказал он, указывая на мерцающую звезду.
Цецилия вздохнула.
— Когда вечером бродишь по такой пустынной местности, — продолжал Отто, — когда вокруг тебя темно и над тобою звезды, начинаешь чувствовать, как огромен мир, то есть вселенная, хочу я сказать, не только наша земля. Так огромен, что и представить себе трудно. Вселенная бесконечна, беспредельна и находится в постоянном движении. Один мой родственник, Густав Штюрк, все это прекрасно знает.
Цецилия вздохнула и подумала: «Какой ужас!»
— Всматривалась ты когда-нибудь в небо? То есть я хочу сказать…
— Я озябла, — прервала она Отто и прижалась к нему.
— Может, вернемся? — тотчас предложил он.
— Нет, нет, — воскликнула она и снова вздохнула.
Молча шли они все дальше и дальше. Где-то внизу плескалась вода. Волны ударялись о берег и снова откатывались. Временами ветер приносил издалека слабые звуки духового оркестра. На Эльбе глухо завыла сирена. Цецилия вздохнула.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Почему ты все вздыхаешь?
Цецилия ответила не сразу.
— Лучше бы мы пошли в нашу гостиницу.
Он крепче прижал к себе ее руку.
— В субботу! — пообещал он, а сам подумал: «Ну и девушка! Одно у нее на уме!» И он обнял ее.
— Больше всего мне хочется быть с тобой совсем-совсем наедине, — прошептала она, прижимаясь к нему.
Члены ферейна, приехавшие с детьми, уже собирались возвращаться в город. В маленькой клубной комнате и в танцевальном зале собрались все, кому в саду стало прохладно. Теперь-то и обнаружилось, что для такого количества людей ресторан тесен. Многие из гостей отправились в «дом паромщика» выпить финкенвердерского грога.