Отвага

– В любом случае, – заключил Жакар, – жив я буду или умру, особой разницы нет: сама мысль о коронации бастарда невыносима.

– Понимаю, ваше величество, – поклонился Наймит.

На следующий вечер королевская семья вновь собралась в парадной столовой за пышным ужином в окружении льстецов и прихлебателей. Жакара раздражала не только необходимость есть одной рукой, но и все присутствующие за единственным исключением. Больше всех его бесила Виктория, сидевшая по правую руку от него. Из-за своего чудовищного живота она дотягивалась до тарелки лишь кончиками пальцев. И требовала капризно новые блюда, хотя заказала с утра совсем другие. Фрейлины, согласно ее распоряжению, неотступно следовали за ней повсюду, поэтому застольные беседы до крайности напоминали сплетни, утомляли притворством и жеманством. Королева ни в чем не отказывала Филиппу, его приглашали к столу ежедневно. Отец ребенка постоянно шантажировал Викторию: «Если не дашь мне немедленно то, чего я хочу, все расскажу королю!» Разумеется, он лгал. Филипп никогда бы себя не выдал Жакару на мгновенную расправу. Тем не менее он держал Викторию в ежовых рукавицах и добивался всевозможных привилегий. К примеру, из жалкого баронета превратился в графа со всеми причитающимися правами и землями.

Как обычно подавали множество мясных блюд. Весна – время молочных ягнят, и в тот вечер зажарили сразу трех. Жакара чуть не стошнило. Он ясно слышал жалостный плач невинных созданий. Вспоминал, как смешно они прыгали и резвились на зеленом лугу. Желудок отчаянно бунтовал. Как можно оставаться плотоядными?! Даже клыки виновато заныли.

– До чего нежный ягненочек! – воскликнула госпожа де Делорм. – Я охотно возьму еще кусочек.

– Ни в чем себе не отказывайте, дорогая, – поощрила ее Виктория.

– Что касается ягнят… – начал Наймит.

Все головы разом повернулись к нему. Иноземец всегда сообщал нечто удивительное, любопытное или забавное. В высшем обществе его высоко ценили. И на этот раз он подогрел всеобщее любопытство, сообщив с самым простодушным видом:

– Едва ли вам известно, что в некоторых государствах пристально следят за разведением овец. Это настоящее искусство. Особым цветом метят породистого барана-производителя, матку и весь приплод.

– Надо же, неужели? – прошелестела госпожа де Мерей.

– Пастбища с разноцветными овцами выглядят очень живописно, – продолжал Наймит.

– Как мило! – вставила словечко Эмилия, чтобы напомнить о своем существовании.

– Действительно, мило! Бараны такие яркие!

Герцог Инферналь усмехнулся в седую бородку и, сам того не желая, удачно подыграл Наймиту:

– Хе-хе, представьте, если б так же метили людей.

Перчатка Жакара заскрипела, сжался кулак. Виктория нервно обмахивалась веером. Филипп продемонстрировал недюжинное самообладание, пошутив в свою очередь:

– Думаю, это преподнесло бы многим семьям неприятные сюрпризы.

Золотые зубы Филиппа засверкали в свете двадцати канделябров.

Виктория брезгливо отодвинула тарелку.

– От мятного желе меня тошнит.

Наймит не позволил сменить тему.

– У людей зачастую отцовство определяют по внешнему сходству.

– А вот ягнята все одинаковые, – опять поддержал советника Инферналь.

– Знатоки поспорили бы с вами, господин герцог, но лично я совершенно согласен: овцы – они и есть овцы. Что с них взять? Однако отцовство определяют у них куда достоверней, чем у людей. Человеческая генеалогия – наука хитрая. Тут множество непреодолимых препятствий.

– Каких же? – простодушно поинтересовалась госпожа де Делорм.

– Видите ли, мне не хотелось бы касаться низких материй, – ответил Наймит.

– Касайтесь, не бойтесь, – подбодрил его король.

– Говоря попросту, бараны и овцы во время акта не стесняются присутствия посторонних.

– Какого акта? – не унималась госпожа де Делорм.

– Они рожают при свидетелях, сударыня.

Герцог Инферналь покачал головой, совсем развеселившись. Да, он терпеть не мог Наймита, но кто кроме него сумел бы так рассмешить гостей за столом? А вот Виктории стало не до смеха. Корсаж нестерпимо давил, пухлые щеки набрякли, она невольно покосилась на Эмилию, самую юную, изящную и привлекательную фрейлину. Поганка как-то застала ее во время интима, прежде держала язык за зубами, а теперь выдавала королеву без слов, покраснев как помидор. Виктория горячо надеялась, что никто не обратил на Эмилию внимания, поспешно отвела глаза и вновь обругала мятное желе.

Жакар ничего не заметил, одной рукой сражаясь с латуком. Гости представляли себе разноцветных овец на лугах и разные менее невинные картины. Только Наймит пристально наблюдал за королевой, так что ее опасливый взгляд от него не ускользнул. Он проследил, куда вонзилась стрела неприязни, и обнаружил пунцовую Эмилию.

Свидетельница обнаружена.